Отражения
Зевнув, я кивнула.
– До завтра.
– Скорее уж, до сегодня, – хмыкнул блондин. – Ив…
Развернувшись, я оставила его и побрела к себе. Служебный лифт, два этажа вверх, мрачный холл, тускло освещённый коридор, безликая серая дверь. Свет в прихожей я не включала по причине отсутствия упомянутой. В самой комнате он мне и подавно был не нужен. Всё, что там находилось, – узкая кровать в углу, полупустой встроенный шкаф напротив, одинокая книжная полка с десятком книг и единственной фотографией. За перегородкой – туалет и душ. Достаточно для того, чтобы поддерживать существование. Питаться я предпочитала в Мерелии Два или в общей столовой, только недавно узнав, что деньги за это не вычитаются из зарплаты. Оказывается, Маргер выбила у Правительства привилегию кормить своих подчинённых за государственный счёт. Личных вещей у меня – самое необходимое и немного одежды, которую я покупала через систему самообслуживания, какое‑то время носила и потом выбрасывала. Я ничего не сохранила из прошлой жизни – не было смысла. Только фотографию самого дорогого мне человека.
Свет я всё‑таки зажгла – как раз чтобы взглянуть на снимок. Мэл улыбнулся мне своими зелёными глазищами, глубокими, как та бездна, что разлучила нас.
– Привет! – поздоровалась я. – Скучал? А я устала сегодня. Дурацкое задание, рутина, потом всякие непредвиденные обстоятельства. И новый напарник у меня – двухметровая каланча с идиотским чувством юмора. Не обидишься, если я лягу спать? Знаю, мы всегда болтаем перед сном, но мне вставать в шесть. Эта работа, Мэл, вытягивает все силы… и только благодаря ей я ещё жива.
Парень на фотографии сурово сдвинул брови. Мэл ругал меня за пренебрежение к собственному здоровью. Заставлял ложиться в десять, следил за распорядком…
– Не сердись, – шепнула я, нежно целуя место, где были губы, – я исправлюсь, обещаю.
Сил раздеваться у меня не осталось, я рухнула так. Личный коммуникатор разбудит, там уже и умоюсь, и приведу себя в порядок. Если повезёт, я увижу Мэла во сне.
Спокойной ночи, Мэл!
***
Мерзкий, ненавистный звук коммуникатора вырвал меня из сна рывком – так, что я не запомнила, что мне снилось и снилось ли вообще что‑нибудь. Подушка была мокрой: я опять рыдала. С трудом сползла с кровати, содрала с себя и зашвырнула в автостирку брюки и рубашку. Бельё одноразовое, значит, – в мусорку. Машина тихонько зажужжала, перерабатывая ткань. Пять минут на душ, под тёплый воздух сушки, и, самое страшное, – обязательный взгляд в зеркало. М‑да… Красные глаза, опухшие веки, всклокоченные волосы. Щелчок – и вот я снова в норме. И плевать, что в Мерелии Один использование магии без разрешения грозит чудовищными штрафами. Я не покажусь Мэлу в таком виде. Он любовался мной, называл своим солнышком.
Сто семьдесят три сантиметра. Из мягко‑округлой я превратилась в угловатую и поджарую, похожую на гончую, идущую по следу. На бледной коже горят пятна лихорадочного румянца, нездоровый блеск синих глаз; волосы из золотисто‑каштановых стали тёмно‑коричневыми, почти чёрными. Я не выгораю, негде. В Мерелии Один я почти не вижу солнечного света, в Мерелии Два мне не до того. Невыщипанные брови прочертили две тёмные изломанные линии, ненакрашенные губы почти слились с кожей. Причёску я предпочитаю самую простую, стригусь редко, отросшие волосы стягиваю в хвост.
– Это временно, – привычно извинилась я перед Мэлом, – вот получится всё – и я быстро приведу себя в порядок. Накрашусь, завьюсь… А отъесться для женщины вообще не проблема!
Он соглашается со мной. Он любит меня любую – тощую, страшную, невыспавшуюся.
Распахнула шкаф. Сиротливо висящие рубашка и брюки, чёрные, как и все мои вещи. Пора делать следующий заказ. Ботинок чуть больше, их я обычно покупаю с запасом.
– Всё, я побежала! – послала Мэлу воздушный поцелуй. – Жди!
Он всегда говорил мне «До вечера!» или «До завтра!», когда не мог вырваться, и сейчас я повторила с его ласковой и мягкой интонацией: «До вечера, Ив!»
Ровно в шесть тридцать я расписалась в журнале дежурки. За столом уже восседала Агнéс Пилé, флегматичная, медлительная и туго соображающая.
– Там твой новенький припёрся ни свет ни заря, – добродушно проворчала она, доставая из сейфа контейнер с заданием, который я должна буду вскрыть лишь в Мерелии Два. – Шекс для тебя варит. Везёт тебе, Ивэр, все напарники – как на подбор: статные, красивые, галантные. А куда ты Дáрия дела?
Я недоумённо нахмурила брови.
– Дария?..
– Дарий Грои́, твой бывший, – Агнес выдержала двусмысленную паузу и хихикнула: – Напарник. Голубоглазый накачанный брюнет с обалденной улыбкой.
В голове что‑то мелькнуло. Так его звали Дарий? Мне представили его как Грои, так я его и звала. И улыбки не помню.
– Не знаю, – пожала я плечами. – Исчез куда‑то. Я не интересовалась.
Агнес сочувственно посмотрела на меня.
– Странная ты, Ивэр. В департаменте за ним все девчонки бегали, а ты за полгода имя не спросила?
– А зачем мне оно? – удивилась я. – Кляузы я не пишу, ведомости не заполняю, документы не проверяю.
Агнес вздохнула.
– Потому за тобой все и ухлёстывают. Моя мама уверяет: если девушка ухажёров не ценит, они за ней толпами ходят как приклеенные. Новенького‑то как зовут, знаешь?
– Он мне сто раз повторил, – досадливо поморщилась я, – Скэй Анор, первый уровень. Держится нормально, не скулит, не жалуется. Шекс хорошо варит.
Мысль о чашечке шекса заставила меня поскорее распрощаться с Агнес и поспешить в камеру перехода. Скэй уже ждал аж с двумя ароматно благоухающими чашками, из одной, правда, прихлёбывал сам.
– Привет, Ив! – улыбнулся он всеми тридцатью двумя белоснежными зубами. – Ты хоть немного отдохнула? Выглядишь, словно тебя через автомойку пропустили!
От встречных комплиментов его спасло то, что он тут же сунул мне в руки чашку с шексом. Я пила крошечными глоточками, чтобы не обжечься. Пить очень горячий шекс приучил меня Мэл.
– Скэй, а ты не знаешь, куда твой предшественник перевёлся? – вопрос я задала из пустого любопытства. – Господин Грои?
– Дарий? – на лицо парня набежала тень. – Он погиб. Хотел доказать девушке, которую любил, что способен на большее и сгорел на переходе.
– Вот дурной, – покачала я головой. – Разве так можно! Девчонка‑то, поди, убивалась.
