Оттолкнуться от дна

– Теперь лодки ходят так глубоко, что тепловой след полностью размывается. Приборы с кораблей сняты и отправлены на склад. Они – военной приемки, прослужат еще лет сто. Нам бы их получить – десятка два.

– Я ничего об этом не слышал, – сказал Михаил Иванович. – Но если все это действительно так, то постановка вопроса – нормальная. Переговорю с командующим. У нас с ним хорошие отношения. Думаю, он не откажет.

 

– Неплохой денек! – сказал шеф Егору, когда они вышли из здания «Севрыбы». – Можем себе позволить зайти в ресторан «Дары моря» и поесть палтуса, запеченного в сметане. А потом посмотрим по телику олимпиаду.

Они прошли мимо клумбы, красивый узор которой был создан не цветами, как в более южных городах, а битым кирпичом разного оттенка. Вообще, город стремился недостаток природных красок компенсировать яркими решениями в архитектуре – стены домов были раскрашены во все цвета радуги. Хотя растительность в городе все‑таки имелась. На улицах до сих пор цвела сирень – тут она расцветает только в июле. Говорят, раньше Мурманск был окружен сплошными лесами, но их порубили на дрова во время Великой Отечественной войны, а новые уже не выросли. Теперь город окружали лысые сопки.

 

Официантка в ресторане посоветовала:

– Возьмите вместо палтуса – клыкача! Мы только что получили.

– А что это такое?

– Рыба, по вкусу похожая на палтуса, но еще более нежная. Ловят где‑то возле Антарктиды.

– На южном полярном фронте, – авторитетно пояснил шеф Егору, а официантке сказал, – хорошо, пусть будет клыкач.

Антон Антонович пребывал в приподнятом настроении и даже заказал сто граммов коньячка, что случалось нечасто.

– Ну, давай, Егор, за удачный день! Запомни: все в жизни приедается и настохреневает – вещи, машины, выпивка, закуска, бабы. И только работа – это не иссякающий источник радости и вдохновения!

Теплый летний день за окном вдруг сменился дождем со снегом – переменчива заполярная погода! Тем уютнее было сидеть в ресторанном зале, отгородившись от непогоды толстым витринным стеклом, есть вкуснейшую рыбу, запеченную с грибами в глиняном горшочке, и поглядывать то на спешащих промокших прохожих, то на официанток – интересно, которая же из них стармеховская жена?

В этот день, в самый разгар Олимпиады, в Москве скончался Владимир Высоцкий. Ни на телевидении, ни в прессе, которые были заняты освещением Игр, этому событию места не нашлось. Лишь в день похорон в газете «Вечерняя Москва» появилась крохотная заметка о смерти поэта.

 

События развивались с удивительной быстротой. Михаил Иванович в тот же день переговорил с командующим Северным флотом, и уже через неделю из Североморска приехали приборы. Они, правда, оказались полуфабрикатом – слишком чувствительные и без шкалы. Их предстояло загрубить, проградуировать – в общем, переделать.

Шеф по своим обширным связям нашел в Калининграде группу спецов, которые хорошо разбирались именно в таких делах. Они выполняли какие‑то заказы космического ведомства и были не прочь подработать.

Встал вопрос: где селить людей, складировать приборы, проводить работы. Но теперь имелась крыша – Михаил Иванович. И нерешаемых вопросов отныне не существовало. Экспедиция заняла в ДМО целое крыло первого этажа. Часть комнат отдали под жилье, часть – под рабочие кабинеты и служебные помещения. Народу заехало человек пятнадцать, плюс стали набирать местных, в основном молодых женщин. Персональных компьютеров тогда ведь еще не было, и вся первичная обработка данных ложилась на терпеливые женские плечи.

Составление же самих карт – дело, требующее известной интуиции в условиях недостатка данных – теперь было полностью возложено на Егора. Только ему шеф доверял, как себе.

 

– Слушайте, ребята, – спросил как‑то Егор у новых сотрудников, из местных. – Я тут в нашей библиотеке, на втором этаже, удивительные вещи про остров Кильдин прочел. Никак нельзя на него попасть?

– Да, он‑то недалеко, прямо у выхода в море из Кольской губы, – ответил один из мурманчан. – Туда ходит рейсовый катер. Через день, по‑моему. Но, чтобы сойти на остров, нужно специальное разрешение.

– А где его брать?

– В милиции по месту прописки.

– Ни фига себе! – паспорт Егора пока еще оставался прописанным в Приэльбрусье.

– Я, правда, слышал, что, если ты везешь с собой две бутылки водки, то для пограничников ты уже не нарушитель, а гость. А у гостя спрашивать пропуск неприлично, – засмеялся второй мурманчанин.

– Насколько можно этому верить? – оживился Егор.

– За что купил – за то продаю.

– Понятно.

Конечно, эта байка могла оказаться полной брехней, но Кильдин уж очень хотелось повидать.

– Ладно! – решился Егор. – Риск, конечно, но это нормально. В субботу попробую.

Все получилось в лучшем виде! Отдав две бутылки, он был не только впущен на Кильдин до следующего прихода катера, но и поставлен на довольствие в погранчасти. Таким образом Егор получил два дня на ознакомление с островом. Предупредили только, чтоб к ракетной части не совался и ничего не фотографировал. Но у него и фотоаппарата‑то с собой не было.

В первый же день он познакомился с пожилым метеорологом Алексеем Никифоровичем, прожившим на острове не один год. В его лице незаконный турист приобрел замечательного гида. Еще более худой, чем гость, к тому же невысокого роста, бледный от постоянной жизни на севере, Алексей Никифорович не имел семьи и после обеда добродушно вызвался сопроводить Егора в небольшой прогулке по острову:

– Видишь, вот эти выветренные скалы?

Действительно прямо на берегу, усыпанном светлой галькой, торчали причудливые сизо‑черные природные изваяния в три‑четыре человеческих роста.

– У лопарей есть легенда, что раньше Кильдин был далеко от Кольской губы. Но лопарские шаманы – нойды – недовольные, что их перестали слушаться, решили наказать лопарей. Нойды приплыли на остров, били в бубны и вызвали злых духов, которых попросили передвинуть остров и загородить выход из Кольской губы чтобы лопари не могли выйти в море на промысел. Духи согласились помочь, но при условии, что никто из людей не увидит, как остров движется. Шаманы наколдовали бурю, уверенные, что лопари в такую погоду засядут в своих куваксах – это у них чумы такие – и носа не высунут. Остров стал перемещаться и уже почти дошел до губы. Но тут несколько молодых отважных лопарей, не испугавшихся бури, вышли из губы на лодке и увидели подплывающую землю. «Гляди, земля идет!» – закричали рыбаки. Остров сразу же остановился, а нойды, плывшие на нем, окаменели и превратились в эти скалы.

– Алексей Никифорович, – сказал Егор. – Я читал, тут озеро какое‑то есть уникальное. Далеко оно?