Оттолкнуться от дна

– Озеро Могильное. Это на другом конце острова, на юго‑востоке – отсюда километров пятнадцать будет. Тебе туда не попасть, не успеешь обернуться. Вроде, не так далеко, но дороги, считай, нет. Оно, конечно, интересное, я там бывал. Такого озера нигде в мире больше не сыщешь! Верхний слой у него – пресный, вода прозрачно‑зеленая, и в ней живут пресноводные обитатели – рыбы и рачки. Ниже лежит соленый слой, который населяют морские существа: медузы с кучей тоненьких щупалец, креветки, даже треска, причем отдельный вид, не такой, как в море. А еще ближе к дну – вода красная. Там живут пурпурные бактерии, которые выделяют сероводород, и, кроме них, никто больше жить не может.

– Удивительный у вас остров! Про него ведь еще Михайло Ломоносов упоминал! Считал, что именно тут можно основать базу, чтобы Арктику осваивать и «северный проход» искать в Китай и Индию.

– Да. Так и до него еще Виллем Баренц в свое последнее путешествие отправился именно отсюда. Тоже мечтал найти проход, и даже был уверен, что нашел его, когда Новую Землю с севера обогнул. Там он, правда, и остался. До сих пор могилу найти не могут.

– Давно здесь, вообще, люди живут?

– До второй половины девятнадцатого века на Кильдине никто постоянно не жил. И тогда русское правительство пригласило всех желающих, независимо от гражданства и национальности, заселять остров. Колонистам давались большие льготы: полное освобождение от налогов, разрешение рубить лес для строительства и двести рублей подъемных. Но уж очень места тут суровые. Только одна норвежская семья решилась. Муж и жена Эриксены с пятью детьми. Они перебрались сюда с полуострова Рыбачий. Через несколько лет у них тут уже был двухэтажный дом и двенадцать детей! И небедно жили, особенно по тем временам. Глава семейства даже получил прозвище «Кильдинский король». Причем достатка он добился не спаиванием лопарей, как другие колонисты, а добросовестным трудом. Потомки этой семьи жили тут до тридцатых годов нашего века, пока не были арестованы, признаны кулаками и сосланы в ГУЛАГ. Хотя отсюда – куда не ссылай – все одно на юг! – засмеялся Алексей Никифорович.

Он был в приподнятом настроении: не каждый день сюда жалуют гости, и общение с незнакомым человеком тут – редкая роскошь.

– А вот эти артиллерийские батареи построены как раз в тридцатые годы репрессированными офицерами – их тут целый лагерь был.

Они с Егором подошли к широкому бетонному кольцу, лежащему вровень с землей. В центре кольца возвышалась круглая бронебашня с двумя огромными пушками.

– Там, под башней – целый подземный дом в несколько этажей, – пояснил Алексей Никифорович. – Было место и для оборудования батареи, и для складов снарядов и топлива, и для жилых помещений. Батарея эта значилась настолько секретной, что за всю войну так ни разу и не выстрелила. Ее берегли на случай прямого вторжения фашистов в Кольскую губу. Даже, когда в августе сорок первого в пределах видимости три немецких эсминца расстреляли сторожевой корабль «Туман», эти орудия промолчали. Хотя калибр‑то – сто восемьдесят миллиметров! В щепки бы разнесли! Но – запрещено было себя обнаруживать. А сейчас на острове такие ракетные установки стоят, что рассчитаны выдержать даже ядерную атаку. Но об этом – молчок. Секрет.

Собственно, ракетные установки Егора интересовали меньше всего. Его главной целью была Родиола розовая, лекарственное растение, по свойствам сродни женьшеню. Егор прочел про нее в той же книжке про Кильдин и очень хотел отыскать. С утра он этим и занялся. И нашел! Ее вытянутые голубовато‑зеленые розетки листьев и корневища, похожие по цвету на перламутр, покрытый истертой позолотой, виднелись прямо на камнях у самого моря. Особенно много их было в каньоне на северо‑западе острова. Егор насобирал полный рюкзак. Цвет корневищ определил второе название растения – Золотой корень.

 

Вернувшись в ДМО, Егор разложил добычу для просушки. Ко всяким корешкам, целебным снадобьям, настойкам и бальзамам его тянуло еще с тех пор, как в детстве он начитался разных книжек про волшебников, типа «Урфин Джюс и его деревянные солдаты». Были бы тогда книги о «Гарри Поттере», он, наверняка, увлекся бы и этой сагой, но Джоан Роулинг напишет ее гораздо позже.

Егор купил бутылку водки «Сибирская», крепостью в 45 градусов, и настрогал туда корня. К концу первого дня водка слегка порозовела и приобрела тонкий аромат, похожий на запах розы. На второй день розовый цвет сгустился до пурпурного, а в последующие дни стал меняться в сторону коньячного. В очередные выходные самопальный аптекарь устроил дегустацию, пригласив и мурманчан, и калининградцев. Народу набилась полная комната.

– Не траванемся? – гости с подозрением смотрели предложенный напиток на свет, но запах был настолько приятным, нежно‑бальзамическим, что все бесстрашно выпили. Впрочем, вряд ли бы их остановил и менее приятный запах.

– Интересная штука! Чувствуешь, щеки сразу веточками пошли?

Действительно, от маленькой стопочки лицо загоралось румянцем и прямо ощущалось, как кровь приливала к сосудам.

– А помните того профессора, который носился с элеутерококком? – калининградцы делились между собой какими‑то своими воспоминаниями.

– Это то, что Гречко рассказывал?

– Да.

– Какой Гречко? Маршал или космонавт? – спросил Егор.

– К‑космонавт, конечно, – ответил Юрий, один из инженеров, лет сорока, с седой бородкой‑эспаньолкой, улыбчивый и слегка заикавшийся. – Мы же д‑для них работали, частенько в Звездный езд‑дили. А с элеутерококком дело было так.

Поначалу же никто вообще не знал – может ли человек выжить в к‑космосе? Ну, понятно, животных запустили, Б‑белка‑Стрелка всякая, ну, в истребителях Миг‑15 тренировались – у них в учебном варианте два места. На переднем сидел пилот, а на заднем – будущий космонавт. Самолет делал «горку», и на несколько секунд наступала невесомость. Учились в этом состоянии пить и есть. Тогда и появилась идея еды в т‑тюбиках. Но главное – вроде бы ни дыхание, ни глотание, ни соображалка в невесомости не выключались. Уже х‑хорошо.

Запустили Гагарина. Он в космосе был недолго и ничего особенного не ощутил. А вот, когда через четыре месяца Герман Титов полетел – уже на целые сутки – возникли серьезные воп‑просы. На первом и втором витках он тоже был бодрячком, но потом сник. На запросы ЦУПа еле отвечал. На Земле забеспокоились. Позвали Поповича. Они с Титовым дружили. Попович спрашивает: «Ну как?» А тот: «Хреново». Тогда врачи говорят Поповичу: «Скажи ему, пусть привяжется к к‑креслу, не фига плавать. На Землю – не смотреть. Постараться заснуть». Вроде, п‑помогло.

Вот тогда и задумались: как же работать в космосе, если такая п‑петрушка? Систему тренировок поменяли полностью. Сделали всякие центрифуги и вот этот самолет Ту‑104 с бассейном невесомости – космонавты прозвали его «тошнотворная ракета». Но одних упражнений мало – требовалась еще и медикаментозная поддержка. И был там такой п‑профессор Брехман, который пропихивал элеутерококк – он, дескать, даже лучше женьшеня и очень полезен на орбите.

И вот, к‑когда Губарев и Гречко полетели на станцию «Салют‑4», на месяц, им дали с собой пузырек этого самого элеутерококка. «Ну, – Гречко говорит, – мы глянули: бутылочка маленькая. Давай, говорю, первые две недели не будем пить, а уже потом, ближе к концу, стимульнемся». Так и п‑порешили.