Пардес
Как ни странно, молиться было приятно. То ли из‑за обстановки – небо из темно‑серого постепенно становилось светло‑голубым, легкие волны накатывали на берег, вокруг пусто, ни души, – то ли потому что мы еще толком не проснулись. Перед началом рабби Фельдман произнес короткую речь о том, что нужно чувствовать божественное в природе, о том, как замечательно пообщаться с Богом с утра пораньше, о том, что ощущаешь нутром, когда стоишь у океана и размышляешь о своем месте в мире. Я молился в одиночку, погрузившись в себя, и в кои‑то веки не опасался, что меня осудят за чрезмерную кавану[1], как опасался каждое утро на “миньяне икс”. Мне удалось полноценно помолиться впервые с тех пор, как мы перебрались во Флориду.
Потом подъехал на фургоне Джио (“Беллоу, мудило укуренное, – сказал он Оливеру с глазу на глаз, – поделись травой, я же дал вам шезлонги на балкон!”), привез бейглы, вафли, вкуснейший сливочный сыр, копченую лососину, ругелах и какое‑то неизвестное мне желе. Затеяли играть в тачбол. Команду раввинов возглавил рабби Фельдман, участвовал даже тщедушный рабби Шварц – один раз он оступился и на глазах у всех улетел вниз головой в воду.
Мы с Ребеккой сидели в сторонке, на мягком песке, и жевали вафли.
– Знаешь что, Ари? – сказала Ребекка. – Такие моменты редки.
– О чем ты?
– О том, о чем нам будут говорить без остановки весь учебный год – да, собственно, уже говорят. Что это лучшее время нашей жизни, которое мы будем вспоминать с улыбкой и жалеть, что не наслаждались им чуть более осознанно.
Я разломил вафлю напополам.
– Мне такое точно никто никогда не говорил.
Она рассмеялась.
– Скажут еще. А ты отмахнешься, как я, но они правы. Посмотри вокруг. С нами все время друзья, учителя, родители, братья, сестры. У нас ни работы, ни настоящих обязанностей. Так уже никогда не будет, правда?
– Похоже, ты по‑настоящему счастлива. Приятно слушать счастливого человека.
Она коснулась моей руки:
– Ты так говоришь, будто это что‑то из ряда вон. Не уподобляйся этому шмендрику. – Она указала на Эвана, который как раз в прыжке поймал длинную передачу Ноаха, сделал тачдаун и теперь ликовал, насмехаясь над рабби Фельдманом. – Посмотри на него. Конечно, ему многое пришлось пережить, но и он порой бывает счастлив, правда же?
После того как игра подошла к концу и рабби Фельдман зевнул “Хейл Мэри”[2] – мяч ему кинули откуда‑то сзади и сбоку, – нам велели возвращаться в школу, мы как раз успевали к третьему уроку. Мы с Ноахом и Ребеккой чуть задержались, помогли Джио и раввинам убрать мусор. А когда пришли на парковку, Эван стоял на выезде и не давал никому уехать. Вокруг него собрались другие, в их числе Донни. Образовалась пробка, машины сигналили, но Эван не двигался с места. В руках у него были ключи от машины Донни.
– Ну хватит, Эв, – Донни вяло пытался отобрать у него ключи, – мне ехать пора.
Эван схватил Донни за плечи:
– Твои родители на работе, так?
Донни слабо кивнул, в поисках поддержки оглядел собравшихся. Но никто за него не вступился.
– Значит, если я правильно подсчитал, – продолжил напирать Эван, – твой дом пустует и буквально напрашивается, чтобы им воспользовались?
Меня охватило сочувствие к нашему великану‑приятелю, который в ответ на вопрос Эвана что‑то промямлил. В глубине души я надеялся, что Ноах вмешается, но он молчал.
– Может, э‑э‑э, может, лучше поедем к тебе домой, Эв?
Эван помрачнел, и Донни поспешно пробормотал извинение. Эван в ответ отдал ему ключи, привстал на цыпочки, взъерошил ежик Донни, направился к “ауди” и уселся на мое место на пассажирском сиденье. Когда мы с Ноахом и Ребеккой подошли к машине, Эван окликнул меня:
– Иден!
Я моргнул, недоумевая, почему он выбрал именно меня.
– Что?
– Я так понимаю, вы с Амиром гоните обратно в школу?
Я в самом деле намеревался спокойно вернуться в школу, пойти на занятие по Танаху, послушать рабби Фельдмана. Мы так хорошо провели время, хотел сказать я, зачем же в ответ на заботу плевать школе в лицо? Однако нехотя покачал головой.
– Правда? – уточнил Эван. – Я в шоке.
С парковки уехали несколько автомобилей. Я заметил, что София одна в машине. Я мог бы подбежать к ней, попросить подбросить меня до школы. Но вместо этого обернулся к Эвану:
– Почему?
Эван холодно посмотрел на меня, уверенный в том, что уж на это я точно отвечу так, как ему нужно.
– Ты не похож на человека, который готов рискнуть.
Ругая себя, я сел на заднее сиденье. Эван, еле заметно ухмыляясь, захлопнул переднюю дверь.
* * *
Когда мы приехали к Донни, на заднем дворе тусовалось человек двадцать – пили, слушали ту же музыку, что на “миньяне икс”, от которой меня воротило с души. Оливер уже обшарил кухню, расставил бутылки на ржавом шезлонге и наливал всем “отвертку”.
– Миледи. Джентльмены. Иден. Не желаете выпить?
Ребекка, Ноах и Эван согласились. Я отмахнулся.
– Оставьте хоть немного сока, – взмолился Донни, словно именно это заботило его больше всего. Он навис над Оливером, под мышками его серой футболки с эмблемой школьной баскетбольной команды расплывались огромные пятна пота. Разница в росте Оливера и Донни в этот момент была обратно пропорциональна их влиянию. – Наши мелкие ничего другого не пьют. Мать будет ругаться.
– Плохая новость: твоя маменька и так будет ругаться, – ответил Оливер. – А хорошая в том, что явно не из‑за сока.
Донни нервно почесал прикрытую кипой макушку.
– Чувак, вообще‑то он дорогой.
[1] Кавана – в иудаизме: осознанная готовность выполнить заповедь. Здесь: внутренний настрой на молитву.
[2] Пас в американском футболе.
