Пардес
– Ничего особенного, но платят больше. Барух ха‑Шем[1]. (Пауза.) Правда, есть одно “но”.
Я поднял брови:
– Какое?
– Работа эта не в Бруклине.
– А где? В Нью‑Джерси?
Папа покачал головой:
– В Южной Флориде. В городе под названием Зайон‑Хиллс.
– Во Флориде?
– Там гигантская еврейская община. Дядя Норман говорит, арендная плата там меньше, да и жилье лучше. Иму уже пригласили на собеседование в тамошнюю начальную школу.
– Причем эта школа может себе позволить такую роскошь, как грамотность и туалеты для учителей, представляешь? – Мама выдавила радостную улыбку. – Да и для старших классов там элитарная ешива. У нее блестящая репутация.
Я вдруг поразился тишине нашего дома – тяжелой, глухой. Я взглянул на отца и вернулся к еде.
– Ладно.
Наверное, тон, каким я это сказал, тот факт, что столь значительное решение не вызвало во мне отклика, можно было счесть тревожным признаком: на душе у меня неспокойно. Я редко смотрел фильмы, ведь это же Боро‑Парк, там опасаются духовной заразы, но я знал, что в кино это наверняка был бы напряженный момент. Однако сам ничего такого не чувствовал – ни грусти, ни страданий из‑за неожиданных перемен. Напротив, мысль о том, что я освобожусь от нескончаемого однообразия моего нынешнего существования, будоражила, точно предвкушение побега. Я устал от неизбывной, неумолимой чеховской скуки, устал сидеть в одиночку в библиотеках и сожалеть о том, что мне не дано изведать, – о мучительной любви, великих странствиях и ностосе[2]. Где‑то там, далеко, думал я, кипит лучшая жизнь, полная не только отголосков, но и звуков счастья. Бэкон утверждал, будто бы все люди поклоняются “идолам пещеры”, то бишь тем верованиям, из которых и складывается наша натура и – по крайней мере, в моем случае – наш провал. Мои же идолы, как я теперь понимаю, были таковы: глубинное презрение к серому на сером[3] и нетерпимость к тому, что Фрейд называл “заурядно‑безрадостной жизнью”.
Родители недоуменно переглянулись.
– Ладно?
– В смысле, я не возражаю, – сказал я.
– Быть может, тебе нужно подумать, – предположил отец.
– Меньше всего нам хочется вырывать тебя из привычного окружения, – добавила мать.
– Мы всё понимаем, – продолжал отец. – Если нужно, я могу на год найти какую‑нибудь другую работу, пока ты не окончишь школу. Возможно, нам придется туговато, но мы ведь верим в ашгаха пратит[4], верно? Хашем[5] порой устраивает все так, как и не ожидаешь.
Мать взяла меня за руку:
– Мы понимаем, что здесь вся твоя жизнь.
Я покачал головой:
– Я хочу уехать.
Я опустил глаза и продолжил жевать. На улице белел снег и сверкал лед.
* * *
Ребятам я рассказал обо всем лишь в июне, в наш последний день в одиннадцатом классе. Мы сидели на площадке за школой. На качелях Шимон, Мордехай и Реувен спорили о Гемаре, которую мы изучали: при каких условиях можно нарушить шаббат, чтобы спасти жизнь.
– Можно нарушить шаббат, чтобы спасти жизнь младенца, которому день от роду, – пылко заявил Шимон. – Так говорит раббан Шимон бен Гамлиэль[6].
– Ага, это как у врачей, – подхватил Мордехай. – Отрезать ногу, чтобы спасти тело. Нарушить один шаббат, чтобы потом соблюсти многие. Это же пшат[7]. Легкотня.
Шимон раздраженно цокнул языком.
– Не воруй слова Рамбама. Это плугиат.
– Плагиат, – поправил Мордехай.
– Какая разница. Штус[8].
– Нет. – Реувен раскачался, взлетел выше, и цепи, удерживавшие его над нами, застонали. – Вот тебе еще. – Он был долговязый, с жуткими зубами. Уверял, будто родители из религиозных соображений не разрешают ему носить брекеты. (“Не искажай тело твое, – педантично повторял он. – Так написано в Ваикре![9]”)
Шимон кашлянул, вытер руки о рубашку.
– Да?
[1] Слава Всевышнему (ивр.).
[2] Ностос – мотив в античной литературе, возвращение героя на родину.
[3] Аллюзия на цитату из предисловия Гегеля к “Философии права”: “Когда философия начинает рисовать серой краской по серому, тогда некая форма жизни стала старой, но серым по серому ее омолодить нельзя, можно только понять; сова Минервы начинает свой полет лишь с наступлением сумерек”. В данном контексте серое на сером – синоним скуки.
[4] Божественное провидение (ивр.).
[5] Дословно – “имя” (ивр.). Здесь: Всевышний.
[6] Раббан Шимон бен Гамлиэль – правнук Гиллеля, один из десяти выдающихся еврейских мудрецов, казненных римлянами.
[7] Пшат – прямой, буквальный смысл, простой уровень понимания Торы.
[8] Штус – вздор, чепуха (идиш).
[9] Ваикра – одна из 54 недельных глав, открывает третью книгу “Ваикра” (в христианской традиции – книга Левит).