Подделка

Но я отвлеклась. Хватит обо мне. Мы ведь здесь, чтобы говорить о Винни.

 

3

 

Хотя Винни и настаивала, я не стала ей звонить после того унизительного ужина. Я просто погрязла в своих страданиях и воображала всё более ужасающие сценарии. Моё воображение вышло из‑под контроля. Дошло до мыслей, что Оли завёл роман с какой‑нибудь молоденькой медсестричкой – иначе чем объяснить, что он вообще по мне не скучает.

Я старалась сохранить лицо. Я занялась подготовкой заявлений в детский сад, крайний срок подачи которых был на этой неделе. Снова и снова я объясняла, почему именно этот детский сад – лучший выбор для моего ребёнка (и вы не хуже меня знаете ответ – потому что он находится в шаговой доступности от нашего дома). Я излагала свою философию воспитания, подробно рассказывала о своих надеждах и мечтах относительно образования сына, о его выдающихся качествах. Поклонник классической фортепианной музыки. Восторженный, но тактичный друг соседских собак.

По ночам я втискивалась в новую кроватку Анри, потому что это был единственный вариант унять его плач из‑за папы – и потому что, если уж совсем честно, мне так тоже было легче. Бесчисленное число раз я набирала одно и то же сообщение Карле и Джоанне, но так и не решилась его отправить. Даже печатать слова «мне кажется, Оли меня бросил» казалось опасным, как будто, напечатанные, они тут же воплотились бы в реальность. Короче говоря, я была в полнейшем раздрае.

Именно этот момент моей наибольшей уязвимости показался Винни идеальной возможностью для бизнеса. До этого её главной целью было заручиться помощью Оли в плане операции её больного друга, Босса Мака (да, его все так называют). Однако теперь, почувствовав, что она может воспользоваться моим хрупким положением (и моим знанием налогового законодательства), она расширила амбиции, чтобы завербовать меня в свои ряды.

В то серое январское утро она позвонила узнать, как я держусь.

Нет, правда, как ты? – спросила она, и в её голосе звучало искреннее сочувствие.

Изношенный шнур внутри меня оборвался. Из глаз хлынули слёзы.

Ава, тихо позвала она. Ты тут?

Да, с трудом выдавила я. Один‑единственный слог дался мне так тяжело, что я потеряла всякую надежду её одурачить.

Всё в порядке?

Нет.

Какое‑то время она молча слушала, как я глотаю воздух, пытаясь собраться с духом, а потом сказала: ему будет так плохо одному, что это и месяца не продлится.

Почему‑то это меня рассмешило. Я сказала: он заключил договор на полгода.

Неважно. Я всё равно уверена, больше двух недель он не протянет. Мужчины без нас ничего не могут.

Он тратит деньги, которых и так нет.

Повисшее молчание сказало мне, что мои слова её удивили. Трансплантология – одна из самых высокооплачиваемых медицинских специальностей. Но мы выплачивали кредиты на аспирантуру, платили ипотеку, платили Марии.

Но что я могу сказать? – добавила я. Я ведь сейчас не получаю ни пенни.

Вот тогда‑то, думаю, Винни и увидела цель. Она заявила, что мы идём ужинать. Я, разумеется, ответила, что не в настроении, но она и слушать не стала.

Ресторан «Ротонда» на последнем этаже «Нейман Маркус» был битком набит молодёжью в дизайнерских кроссовках, забаррикадированной за сумками с покупками, и праздными дамами, рассматривавшими свой макияж в зеркальцах позолоченных пудрениц. Винни ещё не пришла. Я сидела за маленьким круглым столом рядом с блондинкой, которой, должно быть, перевалило за восемьдесят. Стильный платиновый боб, густой макияж и костюм от Шанель из грубого твида не могли скрыть её возраст. Она сидела одна перед тарелкой сыра и бокалом мартини, и все рослые загорелые официанты обращались к ней по имени. По тому, как она флиртовала с ними, я поняла, что когда‑то она была красавицей. Я завороженно смотрела, как она отрезала небольшой квадратик сельдерея, макнула его в формочку с заправкой и стала жевать с таким видом, словно это было филе‑миньон.

Наконец явилась Винни. В одной руке она держала синюю «Биркин», а в другой серебряный пакет. Я тут кое‑что должна вернуть, сказала она. Мы грызли воздушный хлеб и ждали, пока нам принесут салаты. Отхлебнув глоток ледяной воды, Винни сказала: сохранять независимость в браке – очень даже неплохо.

Я ответила, возясь с тяжёлыми столовыми приборами: но не когда она распространяется лишь на одного.

У тебя есть свой счёт в банке? – тихо спросила она.

Мои пальцы непроизвольно дёрнулись, нож звякнул о тарелку для хлеба.

Что? Мы далеки от этой точки.

Ну да, быстро сказала она. Конечно, нет.

Принесли салаты, и я сменила тему. Что ты хочешь вернуть?

А, ты об этом, сказала она, взглянув на свой пакет. Сумочку «Селин», которая мне не особо нужна.

Я тихонько присвистнула и призналась, что никогда не понимала привлекательности таких дорогих сумочек.

Это пустая трата денег, жизнерадостно согласилась она. С тех пор, как глобальные конгломераты скупили дизайнерские бренды, цены растут, а качество резко падает.

Так почему же люди продолжают за них платить?

По той же причине, по которой твои родители раскошелились на Стэнфорд, вместо чтобы отправить тебя в государственный колледж.

Нет, сказала я, позволь не согласиться. Моё образование привело меня в ведущий юридический университет, а затем в ведущую фирму.

Она любезно воздержалась от замечания, как давно я не занималась юридической практикой. Дело в том, сказала она, что всё это – символы статуса. Гарвардская степень не так уж отличается от дизайнерской сумки. То и другое показывает, что ты член определённого клуба, и открывает тебе двери в общество.

Хочешь сказать, нас всех обдирают?

Она пожала плечами. Некоторые люди просто любят клубы. Она подняла блестящий пакет. Но я? Я возвращаю сумку и занимаю свою позицию.

Я сложила руки в рупор и нацелила его на просторный зал. Внимание, внимание, покупатели «Нейман Маркус», вас всех надувают, сказала я в этот рупор, а Винни шутливо закатила глаза.

Когда принесли чек, она тут же его перехватила. Я слишком громко возмутилась: не глупи. Могу же я себе позволить чёртов салат.

Женщина за соседним столиком посмотрела на нас из‑под бокала мартини. Наслаждаетесь ужином? – игриво спросила Винни.

Да, ответила женщина. Я прихожу сюда каждый вторник последние пятнадцать лет, – она попыталась улыбнуться, но мышцы лица, парализованные пластикой, позволили ей только гримасу. Я видела вас тут прежде, сказала она Винни. Вы тоже регулярно сюда приходите?