Полицейский

– Конечно. Извольте.

– Тогда идите к окну.

У окна, словно на заказ, стояло два жиденьких кресла, обитых светлым штофом. Бахтин взял мороженое и, держа блюдечко в руках, следил, как медленно оплывает розоватый кубик. Вот уже на донышке блюдца появилась розовая пленка, а Лена не шла. Вот начала опадать макушка, а ее всё не было. Она появилась, когда почти весь кубик растаял.

– Ну и хорошо, – она взяла блюдце, – теперь точно не застужу горло. – Она села удобно, съела первую ложку. – А теперь давайте говорить.

Графа он так и не взял в тот вечер, резко изменивший всю его жизнь.

Елена была замужем за чиновником Министерства Императорского двора и уделов. Муж ее, статский советник Алексей Егорович Кручинин, был столоначальником в Департаменте уделов и занимался императорским имуществом за границей. В настоящее время он находился в Швеции. В том году двоюродная сестра царя, великая княгиня Мария Павловна, вышла замуж за второго сына шведского короля Густава. В качестве свадебного подарка царь построил молодым дворец. Но мало того что построил. Шведская династия была не очень богатой и содержать великую княгиню было поручено министру двора и уделов графу Фредериксу. Вот почему статский советник Кручинин пять месяцев в году находился в Швеции. На этот раз он уехал на две недели, и отсчет дням этим только начался…

Год этот он прожил лихорадочно, горячечно как‑то. Когда не было Кручинина летом, они уезжали на смешном прогулочном пароходе Островской линии на Крестовский остров. Садились у Летнего сада и мимо Выборгской, Ботанического сада, Черной речки, Новой деревни, Славянки прямо на Крестовский остров. В знаменитый сад, который никогда не посещали знакомые Лены Кручининой. Там они обедали в дощатом, летнем ресторане.

Бахтина здесь знали, поэтому кормили отменно. Потом, ближе к вечеру, они уезжали к нему на Офицерскую. Когда же Кручинин был в Петербурге, то встречи их становились реже. Иногда она приезжала к нему на Офицерскую, иногда они уезжали на паровом трамвае со Знаменской площади до конечной остановки деревни Мурзинки и гуляли там по дороге вдоль рощи.

Перед самым Новым годом, кухарка Мария Сергеевна, ворвалась в его кабинет:

– Барин, к вам господин.

– Какой?

– Важный очень. Одет богато, как шулер.

– Проси, – усмехнулся Бахтин. – За время службы у него Мария Сергеевна выработала собственную градацию социального положения его гостей. Бахтин надел пиджак и вышел в гостиную. В кресле сидел Глебов.

– Чем могу? – Он даже голосом не выдал своего волнения. Глебов подошел, протянул руку.

– Квартира казенная? – поинтересовался он. – Видимо, о трех комнатах?

– Да. – Бахтин пытался предугадать, когда известный петербургский златоуст перейдет к главному.

– Чин на вас, Александр Петрович, надворный советник, переводя на армейскую величину, подполковник. Стало быть, дослужились до звания ваше высокоблагородие. А жалованье ваше?

– А, собственно, зачем вам?

– Зачем мне? – Глебов достал сигару, вынул из жилетного кармана золотые ножнички, обрезал кончик. – Позвольте спички.

Бахтин взял со столика коробок, протянул ему.

– Мерси. – Глебов выпустил тугое облако дыма. – Итак, жалованье ваше со всеми надбавками за чин одна тысяча четыреста тридцать рублей в год. Так?

Бахтин молчал, догадываясь, куда направляет беседу Глебов.

– Взяток вы не берете, это я знаю доподлинно. Наградные к праздникам, за удачные дела – пусть пятьсот в год, столовые вы не получаете.

– Простите, Петр Петрович, кто дал вам право приходить ко мне и считать доходы?

– Справедливо, милый друг…

– Извольте говорить со мной без амикошонства.

– И это справедливо. Так вот, Елена мне рассказала всё. Вы думаете, что я негодяй, не желающий счастья дочери. Ошибаетесь. Если бы она полюбила вас девицей и вы пришли ко мне, я бы отдал ее вам, правда, перевел бы вас на другую службу.

– Куда же? – усмехнулся Бахтин.

– В ваш же департамент, чиновником, старшим письмоводителем, помощником столоначальника, потом столоначальником.

– Благодарю, Петр Петрович, я знаком с устройством департамента полиции.

– Но сейчас я не могу, чтобы Елена бросала мужа. Кручинин – господин со связями, вхожий в дом графа Фредерикса, вы можете опять попасть в историю.

– Что вы хотите от меня?

– Оставьте Елену в покое.

– Это зависит не только от меня.

– Вот письмо. Подождите, не читайте. Елена делает это не только ради вас, но и ради нашей семьи. Когда‑нибудь вы это поймете.

«Саша! Милый! Прости меня. Я отреклась от тебя, но так будет лучше для всех. Прости. Елена».

Бахтин подошел к окну. На мостовой околоточный надзиратель гонял прочь ломового извозчика. Околоточный грозил ему кулаком, затянутым в кожу перчатки, а извозчик, видимо хвативший лишку, кланялся шутейно в пол, как купец Иван Калашников из спектакля Народного театра.

– Что мне передать Елене, Александр Петрович?

– Я выполню ее просьбу.

– Честь имею.

Бахтин стоял не поворачиваясь. Скрипнула дверь, и Глебов сказал:

– Вы знаете, зачем я пересчитывал ваши деньги? – И, не дождавшись ответа, продолжил: – Их очень мало, чтобы устроить жизнь для женщины, привыкшей к определенному образу жизни, но одновременно очень много, чтобы потерять за один день.

Дверь хлопнула. Бахтин так и не обернулся…

Наступила ночь. Немецкую границу миновали и покатил поезд к Берлину.

А там уж и Эйдкунен, немецкая пограничная станция.

Над вокзалом Вержболово висели тучи. Они наплывали со стороны Варшавы и были угрожающе темными. Не просто черными, а с каким‑то синеватым отливом даже.

Родина встречала плохой погодой. Первый, кого увидел Бахтин, был начальник жандармского пограничного управления полковник Веденяпин. Занимаясь делом братьев Гохман, Бахтину часто приходилось работать с ним, так как жандармский пограничный пункт выполнял чисто полицейские функции. Он искренне обрадовался полковнику.

Веденяпин увидел его в окне, приложил руку к козырьку, поспешил за вагоном.