Приглашение в скит. Роман

Ну, здрасте‑здрасте, как хорошо – как прекрасно: такие приятные соседи – везение необыкновенное! Это о нас с Валерьяном, хотя его‑то попутчики мои ещё не лицезрели. Впрочем, сие ласково обогревающее пламя исходит от более габаритного и гладко‑щекастого – он инициативу, очевидно, проявлять привык, и получается у него – изящно и без выпендрёжа. Впрочем, не след забывать пословицы, умными людьми замечено: мягко стелет, да жёстко спать.

– А в хорошей компашке и выпить не грех. А у нас имеется. Было бы желание. А оно есть? Есть, я надеюсь. И потолковать и побалагурить. И никаких баб – никаких помех и утеснений с их стороны, без тормозов то есть. Да? Да, конечно!

И легко всё это произносится, вкусно даже, обаянием так и окуривает и обволакивает. В предвкушении, так сказать. Оттого невольно мне опять думается: надолго ли хватит ему столь щедрого благодушия.

Второй мужичок помалкивает, но тоже улыбчив – можно заметить: вкрадчиво слегка; успевает переодеться в спортивный костюм и на столик выставить снедь припасённую. Тут как раз и Валерьян на пороге – умытенький, причёсанный, прилизанный даже и с мерцающим серебром в бородке – вступает в искусно созданную атмосферу приятия всего мирского, потому охотно и удачно включается в общение…

Откуда и далёко ли? Ай‑яй‑яй, как интересно. Неужели в горы? И даже в скит? О‑о!.. – и не понять: искреннее восхищение или насмешка затаилась?

Вот этого не люблю: когда Валерьян выдаёт и выносит без согласования на общее обсуждение наши с ним планы… да ещё не свершённые. В этом смысле я мнительный.

– Нам бы с тобой, Анатолий, тоже в скит, а не на конференцию. Да? – крупненький да кареглазый к своему коллеге, помельче и покруглее, обращается, с подмигом. И тот дипломатично соглашается:

– Пожалуй, Серж. – И нам поясняет: – А то мы всё безопасностью занимаемся. Вот он из органов, а я из разведки – теперь вместе, объединёнными усилиями на страже…

И дальше по очереди вперебив, подхватывая и уточняя:

– На страже банковской системы, – тот, покрупнее, Серж. – Голову сломали, как чужие денежки сберечь.

– А всё учат нас, всё опытом накачивают, – кругленький Анатолий вставляет, – бедных и глупеньких полковников.

– Ну, по крайней мере, не столь богатеньких, как наш виц‑управ, – уточняет и развивает мысль крупный Серж. – Полтора лимончика отстегнули ему за здорово живёшь – для поддержки портков.

– Премия, так сказать, – поясняет полковник помельче, Анатолий. – Или по‑современному – грант. Красиво жить не запретишь.

– Отдохнуть на Карибы желаете? Извольте.

И всё это проговаривается с насмешечкою, между прочим как бы – то есть в промежутке меж нарезкой сырокопчёной колбаски и разливом булькающим по стаканам… с оттенком каламбурности.

– Ну! Вздрогнем, что ли, за знакомство? Как там у Штирлица? Мы ведь всё же его коллеги. Прозит!

 

Сцепились

– А всё же позвольте уточнить… – проведя ребром ладони по влажным губам, продолжает крупный полковник Серж. – Вот мы с товарищем, так сказать, по работе валандаемся, и называем это отдыхом – от семьи, от забот, а вы, если не секрет, каким случаем?.. в скит, я имею в виду. Да и вообще. Меня всегда интересовало, как люди находят свой путь, свою дорогу, тропку, если угодно. Знаете, я – дитя эпохи атеизма. Куда деваться – не переделаешь судьбу.

– И что? – настораживается мой Валерьян.

– Как что? Быть может, такого периода в истории больше не будет. Когда‑нибудь эпоху нашу будут изучать по высказываниям таких бражников‑безбожников, как я. Мамонт вымер, но мамонт успел вякнуть. И моё мнение нужно записать для потомков. Чтобы они могли понять, что такое продукт безбожия. И с чем его кушают.

– Вы думаете, им будет интересно?

– Деградируют если совсем, то возможно, и не будет. Вот, скажем, что есть за субстанция такая – мысль? Что есть мышление? Сознание – что такое? Как так получается, недавно услыхал, что язык вроде вируса в мозг забрался… И получается, не язык создал мозг, а мозг подстроился под язык. Что происходит, собственно говоря, под луной золотой?

– Да, – кивает полковник Анатолий. – Одним некое видение, другим импульс внезапный, толчок, прозрение, побуждение к…

– Побуждение? – И я вижу, Валерьян начинает заводиться на излюбленную песнь, ему подискутировать, что жажду утолить. – Побуждение?

Вот вам классика: на ловца и зверь. Ну – ну. Впрочем, чего мне, соглядатаю?

Таких диспутантов я называю любителями суесловия. Они начитаны, они наслышаны, они информированы, они, наконец, эрудиты – ну типа знатоков из телеящика. Но им, собственно, ни до чего нет дела. Они лишь по пьянке словоохотливы. Снимают стресс этаким образом. И, слава Богу, безобидны именно поэтому. Другое дело чиновник при культуре. Этот уже забьёт не только словцом…

– А вообще‑то, – продолжил Анатолий, – у одного моего знакомого на сей счёт имеется оригинальный пассаж. В эпоху безбожия, говорит он, формировалось отношение к религии как к элементарной и плоской системе. На самом деле, религия – это одухотворённые образы знания. И далее у него такое развитие темы: наука есть та же религия, только незаметафоренная. А что такое метафора? Это квинтэссенция большого объёма информации. Когда же наука заматереет, наберёт достаточное количество подробностей, она станет поневоле превращать большие блоки знаний в метафоры – для удобства и скорости обращения. Станет метанаукой. То есть, образно выражаясь, новой религией. Но будет это не раньше, чем точные науки сольются в метафорах с науками гуманитарными. Иначе говоря, сделаются одухотворёнными. Моралью и нравственностью обрастут.

– И что? Отменит другие религии? – Валерьян выглядит недовольным – похоже, своим выступлением мелкий полковник снизил накал его собственного вдохновения.

– Этого я не знаю. Может быть, новые метафоры будут включать их в себя.

– Он хочет сказать, – вставил полковник Серж, – что есть государство, которое заботится о том, чтоб дымили паровозы, гудели заводы, планировались волейбольные площадки и водопроводы… И есть религия… чтоб этим всем материальным продуктом пользовались приличные люди, не какие‑нибудь неодухотворённые… И есть Бог над всем этим – наблюдать за всеобщей нравственностью… разнузданности чтоб не было.

Оставив без внимания сей словесный зигзаг, Валерьян вернулся к своему.

– Икона у меня мироточить стала однажды.

– Икона? Какая? – оживился полковник Серж.

– Николая Второго.

– Так вы монархист?

– Да! – гордо вскинулся Валерьян. – Монарх – хозяин земли русской. Ему незачем у самого себя воровать. Оттого и порядок был во всём. Помните Российское средневековье? Глава семьи – государь. А монарх – государь государей, подотчётен лишь Богу. Государство строилось от семьи.

– Вы имеете в виду Византийский принцип единения, союз государственной власти и духовной? Религия как составная часть общегосударственной политики?