Приглашение в скит. Роман
– Она? Не поняла. Но обиделась. На всякий случай.
– М‑м.
– Она у меня женщина… и при шубе и при модных штанах.
– Ну… у других и того нет. Тебе хоть не скучно. Кстати. Пословица. На обиженных воду возят.
– Думаешь?
– Стараюсь… думать.
– А ты философ. Это они, хоть раз в неделю, но думают. Мышлению завянуть не дают. Слыхал про Декарта?
«Это полковники, кажись, между собой уже пикироваться начали… – сообразил я. – По инерции».
– И не говори. Сознают своё сознание. Но я не философ. Вот один мой знакомый, тоже доморощенный, тот да‑а – мудрец. Так вот он изъясняет следующим образом: ангела любить нельзя – это что‑то хрустальное. Разве что вальс разучивать в отсутствие настоящего партнёра. Хотя… как с хрустальным танцевать? Но, это ремарка.
– Ха, Ремарк сделал ремарку.
– Если бы. Помарку.
«Каламбурят. Это у них какая‑то своя игра…»
Впрочем, Серж вернулся к прерванной теме:
– Ангел, видишь ли, есть идеал – он для мечтаний, а не для жизни земной. Должен быть весь набор плюсов и минусов для полного спектра эмоций. Желательно, разумеется, без ощутимого перевеса в ту ли, другую ли сторону.
– Да, лучше уж без перевеса… Я, конечно, сочувствую ей, Ленке… но когда тебя начинают кушать поедом… большими ложками начинают черпать… хлебать и причмокивать… бесконечно мельтешить… мелочить‑суетить и ссучить… мутить в тебе спокойствие без всякого перерыва… А ты им, значит, всё сочувствуй, сочувствуй, сочувствуй… Надоедает, знаешь ли, сочувствовать. Кто бы тебе самому немножечко посочувствовал. Чайную ложечку хоть этого самого сочувствия влил в твой сосуд драгоценный и неповторимый… Однако им подавай лишь для себя. Себе и только себе… Это их постоянное сакраменто!.. сакраментальный вопрос: «А как же я?» Сакральный даже вопрос.
Мы с Валерьяном переглянулись. Нам обоим, похоже, сделалось неловко присутствовать при чужом задушевном разговоре: нас они попросту выключили из списка доверенных их солидной корпорации.
– А тут тапки пропали, – продолжал Анатолий, шевеля усиками.
– Тапки?!
– Ну да, шлёпанцы. Заходит, понимаешь, с улицы, хвать‑похвать – нету… их у неё там бесчисленно на полке… но ей именно войлочные потребовались. Где?! – вопрос ко мне направлен, естественно. А я как раз полку эту ремонтировал с утреца пораньше, ну так по мелочи возился. Куда дел? – и всё тут. Вот я облазил все закутки на коленках. Нету! Вижу по её глазам: просчитывает варианты. Соседка заходила! – зачем? Неспроста. И тапки уволо‑локала. Чтобы, значит, навести на мысль – не одна, мол, Ленка, моим расположением пользуется. Но ладно – с ней можно разобраться, она близко. А если кто со стороны? И тоже подчеркнуть решила своё присутствие таким вот макаром – бытовым воровством…
Серж усмехнулся и почесал свою бычачью раскрасневшуюся шею:
– И что?
– Что?
– Чем закончилось?
– Весь дом электричеством наполнился.
– Хо‑хо.
– А тапки под полкой оказались. Я их нечаянно запихнул туда, когда возился….
– Ещё раз хо‑хо.
– Ты понимаешь, в чём дело?.. Нет? И я не понимаю. Со стороны можно подумать – я умный. А я не умный, – так получается на бытовом уровне…
– А какой же ты?
Анатолий провёл пальцем под усиками:
– А не знаю. На работе вроде не дурак. А дома – сплошное электричество. Почему?
– Да ладно тебе. У всех так. И к слову. Про извечное противостояние мужского и женского начал слыхивал? Нет? Ну ты даёшь! Это ж диалектика!
– Не скажи.
– Напи‑люй. Выпить надо – и нет проблем.
– Думаешь?
– Знаю. Это уж я знаю наверняка. Можешь по‑ве‑рить!
– Ну… ладно, – Анатолий хлопнул себя по колену. – А то сам с собой ругаюсь.
– Это интересно. А наказываешь? Себя. Мазохизмом занимаешься?
– Хм.
Я поднялся и вышел на перрон, поезд как раз остановился. За мной вскоре последовал и Анатолий. Поглядывая в окно нашего купе, где Валерьян и Серж опять уже принялись жестикулировать, он сказал:
– Пусть поспорят одни, без нас. Они ещё энергоэволюцию не обсудили и прочие новости философской мысли… а мы с вами подышим. Звёздной пылью.
И запрокинул голову в ночное небо.
«Ишь ты, поэт!» – не без досады подумал я. Но сказал другое:
– Да, им, похоже, не суть важна, но сам процесс… Только бы поспорить. Это их заводит и питает.
– И они чувствуют себя на коне! – усмехнулся мой визави.
– Ну да – ну да.
– А чёго в скит‑то, в самом деле? Из простого любопытства или по делу? По велению, так сказать, души?
– Сын болен. Может, пристроить удастся…
Помолчали. Полковник подвигал сначала усиками, затем поразмял круговыми движениями поясницу. Сказал:
– Такая ж примерно история у моих знакомых. Парень, в конце концов, отказался от таблеток… но ему, правда, повезло с работой. Он, видишь ли, попал в условия близкие к армейским – вставай, делай зарядку, иди, беги, работай, обедай… Нет, условия нормальные, никакой дедовщины, просто распорядок дня, отсутствие возможности скучать, приобщённость к коллективу, ощущение своей нужности, полезности… Выздоровел, да. А так это чревато необратимыми последствиями и прогрессией, н‑да… К старости душевная неприкаянность… оборачивается, короче, гораздо более тяжёлой болезнью… аутизмом, кажется.
Проводник махнул нам рукой:
– Заходьте, товарищи однополчане, трогаемся…
Адлер