Приглашение в скит. Роман

– Твоя машинёнка?

– Моя. А что?

– Да нет, я так… Думал, Петрович приехал. У него похожаж на твою, такая же замызганная.

Вансан усмехнулся критике серого бушлата.

– Нонче день рыбака, между прочим, – продолжал серый критик, – я и пораскинул мозговитостью… На что ловишь?

Что‑то в мужике настораживало, круглые глазки его приценивались слишком заинтересованно, игра со словцом отдавала нарочитостью, лицо же не то обветрено, не то с крепкого похмелья – бардовый кирпич.

– На червя дождевого. А на что ваш Петрович ловит?

Мужик хохотнул, сел на землю, стал закуривать.

– Петрович мой на всё ловит, даже на хитросплетень. Я с ним на рыбалке и познакомился, кстати. – И странный мужик неспешно повёл рассказ. – Уже ловлю, как подъезжают на «газончике» ухари – не ухари, но нечто сродственное. Спрашивают меня: ловится? Ловится, отвечаю на всякий случай мирно. Ну, лады, то‑сё, стали разгружаться. Разгрузились. То‑сё. Мне предлагают: давай по стакашку. Выпили, давай по второму. Отказался я, чего‑то не климатило. Сомнительно, мнишь? А мож, заподозрил чего плохое – интуэйшен иной раз забирает. Незнакомцы всё ж. Короче, надрались они, и спать завалились. Я у костерочка посидел, пока ночь не стала за деревья отползать по‑пластунски, закидушечку забросил, сижу куру. Рыбу потрошу тут же, чтобы дома поменьше забот. То‑сё. Вот. Вдруг Петрович просыпается, чешет свои лохмы граблями и чапает ко мне: клюёт? – басом таким львинным, рыкающим, похмелюжным, так что если б клевало, то, точно, тут же и перестало б. Мне разве тоже закинуть? – это он у меня пытает, словно я ему прокурор. То‑сё. Ладно. Закинул, значит, и опять ко мне – за моейной, понимаешь ли, закидушкой зрит. А у меня не клюёт, – это он мне докладывает, ровно я слепой, не вижу. А сам‑то ни разу на свою снасть и не оглянулся даже. Там ему не интересно почему‑то. Затем чую мозжечком: другие мужики тоже поднялись, потягиваться стали. Нам, что ли, сеть замочить? – это они так вслух рассуждают. Сами с вечера говорили: надо утром уезжать, а тут сеть мочить вздумали. Ну, хохма, короче. То‑сё. Так вот и познакомились. Потом ещё много раз вместе рыбачили‑чудачили. Всяких приключений с ними претерпел. То у Петровича рыбу коровы съедят. Он посолил её и на изгородь развесил. Коровы же эти вдалеке тогда паслись. Утром просыпается, слышит – мычание совсем рядышком, под ухом почти. Чавканье. Глядь, нету рыбы, слопали и ещё просят: му‑у, давай, мол. Ну, сволочи, говорит, соли вам захотелось. Нате! И соль им выбросил – прямо в пачке нераспечатанной. Дурень, короче. А ещё в другой раз с вечера нажрались бормотухи и придумали с устатку – в пустые бутылки воды родниковой набрать. Пить захочется, рассуждают, и будем пить из бутылок, культурно. Культуристы, ишь. Ладно, наполнили бутылки эти, в смысле опустошённые, и сложили их неподалёку от непочатых. Ночью какая‑то моторка причалила, и мужик с неё стал о чём‑то ругаться. Орёт, падла и всё. Хватает тогда Петрович бутылки с водой и в этого мужика запулил. Ругатель тот сразу и уплыл в туман. А не было б тумана – не знаю, что и было б с ним… Все как повыскакивали из палаток да как окрысились… разбудили их, видишь ли. Оказалось потом – рыбнадзор к нам чалился. Может, выпить хотел на дармовщинку. Но ещё чуднее утром було, когда опохмелиться решили. Рожи опухшие, глаза ни на кого не взирают. Сунулись к источнику, а в бутылках вода. Ну!.. То‑сё. Петрович начал теперь уже эн‑тими бутылками швыряться, остальные сопохмелюжники помогали. Грохот стоял – как эн‑ти бутылки об лодку кололись. Ве‑есело, да… Вот, я и думал, Петрович подвалил. То‑сё, короче.

Мужик ткнул себе мизинцем в ухо и одновременно выплюнул окурок, словно палец выполнил роль поршня.

– М‑да. Вон ещё рыбачёчки подтягиваются. Щас поглядим, на какого червяка они ловить собираются. Меня, кстати, Валентином кличут.

Подошли два парня в прорезиненный плащах с капюшонами и девица в папугаистой курточке и вязаной шапочке, парни сбросили рюкзаки, молча присели на корточки, а девица осталась стоять, поигрывая круглой коленкой с прилипшей травинкой.

– Клюёт? – спросила.

Вансан сделал неопределённый жест ладонью.

– Да он на удочку, – разочарованным тоном сказал Валентин и протяжно с подвывом зевнул.

– А на что надо? – поинтересовалась девица уже звонким голоском.

– Небось, твои дружки знают на что.

– Может, и знают, – согласилась девица и отряхнула с коленей сор.

– Через овраг, что ль, ломились?

– Ну да.

Метрах в десяти от берега сыграла большая рыба, один из «дружков» встрепенулся и повернул свой длинный нос из под капюшона к приятелю.

– А! – осклабился тот, показав щербатый рот.

 

Конец ознакомительного фрагмента