Приглашение в скит. Роман
– Старая ты, говорит, коряжка. И всё.
– Ну, это ж не всерьез. У‑у, вкусная капуста. Плюнь и не думай, мамуль.
Старуха недоверчиво покачала головой и шмыгнула носом.
– Не думай, не думай. О чём жа мне ещё‑тка думать осталось.
Однако старуха приободрилась, поправила на голове свой серенький платочек, одёрнула плюшевую кофтёнку и, подхватившись, пошмыгала в комнату. Но вскоре вернулась:
– А разве не ездила она во Франсию ету?
– Нет ещё. Ты с Испанией спутала.
Старуха глубоко задумалась, склонив свою головку на левое плечико и прикрыв глаза. Большая родинка на правом веке, если не всматриваться пристально, оставляла ощущение следящего за тобой зрачка, и получалось: бабка подглядывает за тобой, даже когда спит.
Поужинав, Вансан прошёл в общую – «телевизорную» – комнату, оглядел стенку и обнаружил «пробел».
– Не очень и заметно.
Пощелкал пальцами и – слегка притопнул. Стекло рядом с «пробелом» покачнулось и медленно стало падать. Вансан даже успел порассуждать: подхватить – не подхватить? Сделал шаг назад.
– Вот, пожалуйста, сама рассохлась – сама и виновата.
На звон пришмыгала старуха, она, очевидно, стояла у приоткрытой двери своей комнаты.
– Что, опеть?
– Угу.
Старуха перекрестилась и ладошками прижала свои сморщенные щёчки. При всём её внешнем сожалении Вансан заметил, что она довольна очередным уроном – не ей одной теперь будет укор.
Зазвонил телефон.
– Ты дома? – бесстрастный голос Тамары.
– А что, есть сомнение?
– Сходи за квартиру заплати.
– Я заходил, толпа народу.
– Пени платить будешь.
– Похоже на то.
– Иван, ты как не хозяин, как не мужик прямо. Я всё в дом, в дом, а ты…
– Ты чего звонишь‑то?
– Забыла! И всё из‑за тебя!
– С чем и поздравляю. И с разбитым стеклом.
– У?
– Упало мне на голову.
– И цела голова?
– Представь себе.
– Жаль, – и положила трубку.
– Царица, понимаешь!..
Через минуту «царица» перезвонила:
– Петя пришёл?
– Нет ещё.
Помолчала, положила трубку.
– Ну, снова здорово! Что опять?
Не найдя ответа, Вансан стал собираться на дачу.
Выезд «в поле»
– Отвёз бы ты меня, что ли, в поле.
И такая щемящая тоска прозвучала в голосе Пети, что Вансан сразу согласился:
– Хорошо, едем.
Петя вскочил с поспешностью и выдохом облегчения, как мог бы вскочить и обрадоваться маленький ребёнок. Пока он собирался, Вансан, облокотившись о перила веранды, наблюдал шевеленье тёмных вершин берёз на фоне затягивающегося облаками неба…
Петя как‑то уже просился в «поле» – живописный пейзаж у реки, куда также вписались завезенные плиты и панели для нового дома, – но Вансан тогда усомнился, хорошо ли там ночью: холодно, сыро, одиноко…
– Я готов, – и в Петиной нетерпеливой позе – опасение, что отец передумает: так – мелькнуло в сознании – щенок скулит и вертится перед дверью на улицу: гулять, гулять! – и просительно оглядывается на хозяина.
– Взял бы полушубок, что ли, да пальто старое.
– Зачем?
Ах, какое в голосе нетерпение.
– Да холодно ж будет.
– Костёр разожгу.
– Всё равно возьми, не помешает, не на себе ж тащить – в багажнике, а я пока мать поищу.
Пока ехали, Вансан пытался вспомнить, было ли у него в юности такое вот желание уйти от людей… Этот специфический термин обозначал не геологоразведочную или археологическую экспедицию, скорее – сказочную страну: во чисто поле… на единение с природой… в состояние душевного равновесия…
Припомнилось ему из чужой биографии: Веня, брат Тамары и, стало быть, шурин, по рассказам родственников, в детстве убегал из дома, будучи психически неуравновешенным юношей. Отцу его, когда решил жениться, родители невесты дали буквально от ворот поворот, потому что в свои восемнадцать лет был он законченным (потомственным) алкоголиком. А чтобы приготовления не пропали даром, женихов поезд завернул во двор Ксюшки… теперешней, значит, тещи Вансана, Ксении Антоновны.
Вот бы знать обо всём этом до…
Впрочем… Нет‑нет, причины не только в наследственности. «Помнишь, ты написал статью про всеобщее помутнение рассудка… Перестройка… канун того… канун сего… и люди будто с ума посходили… озлобление приняло характер средневековой зверской эпидемии… В трамвае, в аптеке, в магазине, на эскалаторе… рвём другу друга на части!.. чуть ли не война гражданская!.. И это ж не год, не два!.. Терапия шёлковая!
Так сколько лишних психов появилось, не выдержав эмоциональных нагрузок?!. Вместо привычных и научно обоснованных двух процентов… сколько? Десять? Пятнадцать?..»