Принцесса в башне

У меня практически аристократическое образование, а точнее самообразование. Я предпочитаю классическую музыку и литературу. В моей первой московской квартире был замечательно сохранившийся советский проигрыватель. С многочисленными случайными знакомыми мы часто проводили время на барахолках, где подыскивали мне виниловые пластинки. Классические симфонии Бетховена и Моцарта, вальсы Шуберта и Шопена, ритмы Рея Чарльза, истошные крики Бесси Смит, и конечно же,«Скорпионс», «Квин» и «Битлз», и Владимир Семёнович Высоцкий, без него никак. Сколько у меня их ещё было! Голосов выдуманных звёздных друзей, тех, которые могут поднять настроение и наполнить душу. Я не видела, к сожалению, как она танцует вместе со мной, моя душа, но знала, что в моих подростковых безудержных па она тоже танцует.

Как уже говорила, я люблю читать. В той квартире было очень много книг в большом стеллаже во всю стену, поставленных, положенных и затолканных назад в пыльном беспорядке. Там было всё: от фантастики, напоминающей больше женские бульварные романы, до незыблемой классики школьной программы. Хоть я и не закончила школу, но прочитала весь её нескончаемый список книг на лето и даже больше, не все школьники читают так, как я. А если не было нужной мне книги, я обменивала те, что уже прочла, на другие у уличных стихийных торговцев на книжных развалах. Я любила Булгакова и Достоевского, Хемингуэя и Фицджеральда, новомодный тогда«Гарри Поттер» мне не откликнулся по душе, я читала «Ветер в ивах» и «Алису в Стране чудес» со взрослыми сносками, объясняющими устройство английского парламента в то время.

Многие из тех, кто останавливался в моём доме на недолгий постой, оставляли за моё гостеприимство деньги. А так как в них я не нуждалась, то тратила всё на билеты. В Большой театр. В один сезон, мне кажется, я посмотрела даже все постановки. Я знала наизусть тексты спектаклей Вахтангова, изображала на Арбате у входа в здание театра импровизированные постановки Шекспира с уличными артистами. Мне пророчили большое будущее, советовали поступать в театральный. В дождливые дни пропадала часами в Третьяковке. Если не знала, куда идти, и соскучилась по природе, мои ноги сами меня несли в зал Шишкина. В будние дни, когда все на работе и в школе, в залах совсем никого нет. Сядешь на скамейке у лестницы на первый этаж, прислонишься к перилам и смотришь, смотришь, смотришь. Лес в вечности, тихая умиротворённость. А потом перейдёшь к Верещагину, и белая пыль сама прыгнет в глаза от его песков и заставит смахивать слёзы от лоснящейся красоты отполированных солнцем черепов и знаний тех душ, которые хранились в них, как в сундуках с сокровищами когда‑то.

Вы думаете, вам нужна школа, чтобы понимать эту жизнь? Физику, химию, алгебру – законы вселенной. Я за свои годы самообразования научилась её воспринимать совершенно по‑другому, искренне, душой. Плакать, когда много эмоций, от счастья, наполняться радостью и красотой. Питаться, как ложкой загребая из металлической банки сгущёнку, сиюминутным восторгом. Порыв – вот что имеет значение, захотела – встала и иди. Увидь, почувствуй, познай то, что хочешь, а не то, что тебя заставляют сегодня по расписанию в 10:00.

Я знаю, вы скажете, не у всех есть возможность управлять своим временем и делам так, как бы хотелось. Но искренне желать –есть возможность у всех. А от неё все остальные возможности и происходят.

Но чаще всего я, конечно, мечтала, что выйду замуж за моего прекрасного принца. Моего спасителя, подарившего мне новую жизнь. Он меня тоже по‑своему любил. Когда мог, навещал, кормил, одевал, дарил подарки. Водил в ГУМ есть мороженое и зимой на каток. Не скажу, что тогда в тот период я чётко отслеживала исполнение моих желаний. Но всё, о чём я могла мечтать, у меня было. А чего не было – приходило достаточно скоро и самыми неожиданным и лёгким путём. Я подросла, и во мне играли гормоны, пробуждалась сексуальность. Я мечтала, что у нас с ним будет прекрасный секс и, конечно, после он позовёт меня за него замуж и у нас будут дети.

И как вы уже понимаете, и эта моя мечта сбылась.

 

5

 

Не совсем, правда, так, как мне тогда хотелось. Ну тут, как говорится, опять‑таки – мечтай конкретнее. И учитывай, чего хотят и другие.

Он благопристойно не трогал меня, пока я не оформилась во взрослую девушку. Общался скорее как старший брат или любящий больше меры дядя с маленьким ребёнком.

А к моему пятнадцатилетию оценил по достоинству мою девичью красоту. И, видимо, решил, что пора. Лишил меня девственности в прекрасном номере отеля «Националь»и оправил работать. Надо же как‑то отдавать долг за питание и жильё. В один из его притонов, проституткой.

Мой Роман был бандитом. Краденые машины, наркотики, сутенёрство – чем он только не промышлял. Все его друзья тоже. Временные жильцы моей первой квартиры были такими же, как и он, а у меня скрывались от милиции, когда было нужно.

Надо сказать, моё первое место работы было насколько это возможно приятным заведением. С очень приличной репутацией и обходительными и весьма состоятельными клиентами. Такой сокрытый за задёрнутыми шторами и закрытыми дверьми дом радости и удовольствий.

И не поверите, мне там очень нравилось и несколько лет казалось, что я даже именно этого и хотела. Мой первый сексуальный опыт был невероятно приятным, будоражащим, откровенным и оргазмичным. Почти так я себе это и представляла, реальность даже смогла превзойти мои ожидания. И, конечно, разжигаемая порывами юной страсти и гормонов, бушующих в крови, я хотела теперь только секса. Всё больше и больше.

И он у меня был, в достатке.

Волшебные увеселительные комнаты располагались в одной из частей длинного старинного дома по Тверской улице, окна во двор, напоминающий больше грязные колодцы Петербурга. Я переехала всего на несколько сотен метров из своего предыдущего жилища, но больше там не бывала никогда. Хотя часто проходила мимо, гуляя по изогнутому Большому Гнездниковскому переулку, где, по исследованиям литераторов, предположительно встретились в первый раз Мастер и Маргарита. В тот момент жизни я любила этот роман больше всего. Я представляла себя ею, женщиной удивительной судьбы и необузданной надежды и страсти. В своём, как у неё, весеннем тёмном драповом пальто я шла сначала по Тверской и иногда даже с жёлтыми цветами в руках. Мне кажется, до сих пор все гадают, что это были за цветы, но в моей голове это мимозы. И я считала их, кстати, всегда отвратительными, как и Мастер. Нужно было пройти немного, потом повернуть в арку, обязательно обернуться назад, встретиться с каким‑нибудь незнакомым мужчиной глазами и пойти по узенькой, изгибающейся дугой улочке, представляя, как он идёт по другой стороне. Переулок упирается в Леонтьевский, тот, на котором я жила в прошлой квартире. Иногда я шла в сторону моего бывшего дома, иногда поворачивала налево на Тверскую и возвращалась обратно, совершая круг. Когда ни о чём не хотелось думать, я могла ходить так часами, пока людей на улице не становилось больше, завершивших свой рабочий день и спешащих домой. Моя же работа с клиентами к этому времени только начиналась. И я возвращалась назад.