Противостояние

Шли времена

Времена шли – но мужчины оставались все теми же. Война была главных их развлечением, главной усладой и главным смыслом жизни. На место посыпанных песком ристалищ с трибунами для поединков конных рыцарей пришли пушки и винтовки, массовая армия сменяла рыцарскую – но самый главный вопрос оставался все тем же. Достоин ли ты. Своей родины, своей веры, своей земли, своего рода. Своего имени.

Последний раз это было в сорок первом. Вновь, как многие столетия, на восток уходили рати, и земля стонала под гусеницами танков, и рати той было несть числа, и на оружии их начертан был крест. А на Востоке их ждала другая рать – и было той рати тысячи тысяч и развевались над тем воинством их флаги. Красные как кровь.

И были битвы – каких доселе не было. Битвы, когда дым застилал небо, когда горели города и исчезали в адском котле сражений целые армии. Битвы – где рати запада показали себя достойными победы – а рати востока стяжали себе право быть непобедимыми. Битвы – не приведи Господь еще таких битв.

Но отгремели бои и осела пыль. И увидели воины разоренную землю свою, и сочли число павших своих, и ужаснулись тому числу. Велико было число то, и не было победителей ни на востоке ни на западе. Ибо одни проиграли сейчас – а другие обречены были проиграть чуть позже, потому что ранен был их народ и ранен тяжело. Выиграли те, кто посмеивался, смотря на происходящее из‑за океана, те кто насылал на Европу полчища самолетов, те кто воевал из поднебесной выси.

И не стало больше рыцарей, пали они на поле боя. А на смену им шло другое – мелкое подленькое, за водопадами пустых словес скрывающее собственную ничтожность и глупость. Жадное. Слабое – и потому жесткосердечное, ибо только сильный может позволить себе быть добрым. Они шли, науськиваемые из‑за океана – и некому было их остановить.

Обесценились слова, исполненные лжи. Потеряли смысл, испохабились поступки.

Пали рыцари. Все. Или почти все.

Все ли?

Они приехали сюда в разное время и разными путями. Кто‑то добирался поездом, кто‑то самолетом, кто‑то – автомобилем. Начальная точка путешествия тоже была у все разной – Карловы вары, Калининград, Берлин, Солнечные пески, Крым. Собирались они в течение нескольких дней – прибывшие первыми ждали отставших. Принципиальным отличием этого собрания от тех, что были раньше было то, что на нем присутствовали наблюдатели от ГДР и Румынии. Этим странам отводилась ключевая роль в планах заговорщиков.

Замок ждал их. Верней – это был уже не замок. В сорок четвертом армада бомбардировщиков, взлетевшая с британского архипелага, прошла над этим местом и несколько самолетов сбросили сюда свои бомбы. Здесь была «лебенсборн» – замок СС, где женщины должны были рожать истинных арийцев, рыцарей. Короче говоря, объект СС, подлежащий уничтожению – ибо не нужны были больше рыцари. По тому, что осталось в сорок пятом прохрустели гусеницами советские танки.

Но время шло – и те же советские, что в сорок пятом штурмовали Берлин – помогли немцам восстановить замок. Потому что время войны пришло – и настало время восстанавливать разрушенное войной, и кто это понимает лучше тех, кто сам пострадал от войны, от ее разрушений больше всего. Вместе, рука об руку, русские строители и немецкие строители построили здесь санаторий, разбили сад. Все это строилось как база отдыха для офицеров Группы советских войск в Германии. Старших офицеров – поэтому и строили соответственно. Сам замок, крепостные стены восстанавливать не стали – бесполезно это было, война, гусеницы танков и взрывы авиабомб снесли все до основания. Но поставили рядом с парой уцелевших строений замка несколько точно таких же, даже сделанных как раньше – из камня только на цементе. Разбили парк, вместе посадили деревья. Немцы, восстанавливавшие здесь все, помнили про погибших здесь женщин и тайно сделали небольшой памятник, тайно потому что боялись русских. Но русские узнали и… первые принесли цветы к этому памятнику. А потом и вовсе – передали построенный объект немцам.

Загадочная русская душа.

Сейчас русские собрались вновь. Это были те же русские, они чем то очень походили на русских сороковых‑пятидесятых годов. Они были разные – кто‑то среднего возраста, кто‑то постарше. Кто с проседью, а кто и седой как лунь. Разные настолько, что непонятно было, что их объединяло.

Один – с роскошными черными усами и бесенятами в сверкающих глазах произносил какие‑то тосты и пытался ухаживать за медсестрой, которая делала ему массаж. Он много и громко шутил, переходил с русского, который здесь все знали в объеме школьного курса на какой‑то другой язык, отрывистый и гортанный, он привез с собой в машине несколько бутылок вина и угощал тех, кто сидел с ним за одним столом, он громко и со смаком произносил тосты, воинственно подняв бокал. Он старался не выходить на улицу, даже тепло одетый – говорил что замерзает.

Второй – неприметный, среднего роста, в военной форме полковника – связиста (он то как раз полковником советской армии не был и поэтому надел форму). Он не отличался никакими особыми приметами – взглянешь и забудешь через пять минут – и старался вести себя максимально тихо и незаметно. Он даже разговаривал вполголоса.

Третий – одетый в дешевый костюм, полноватый, даже толстый, довольно молодой на вид превосходно знающий немецкий. Отличали его глаза – жесткие, царапающие, он видимо это знал и поэтому старался не смотреть в глаза собеседнику. Вел он себя тоже – предельно тихо. Из всех остальных он оказался самым нуждающимся в медицинском лечении, но переносил его стоически, не ныл, не жаловался и делал все, что приказывали врачи.

Четвертый – на вид старше всех остальных, под семьдесят или даже чуть старше. Высокий, седой как лунь старик с орлиным носом, похожий на европейского аристократа, чей род уходит в глубины веков. У него был звучный, спокойный баритон, он говорил по‑немецки как истинный немец и по‑русски совершенно без акцента, он почему‑то носил все черное делая себя похожим на владельца похоронной конторы. У старика оказалось удивительно крепкое, богатырское здоровье, процедур ему почти не назначили – свободное время он проводил прогуливаясь по берегу, несмотря на мороз. Легко одетый, он мог гулять по два‑три часа.

Пятый – старый, с плешью вместо волос, с очками «минус пять», он не говорил по‑немецки, на обследовании постоянно ныл и жаловался на болезни, половина из которых при осмотре не подтвердилась. У него были дряблые мышцы и нездоровая кожа, цвет лица неопровержимо свидетельствовал о том, что большую часть времени ему приходится проводить в сидячем положении, работая с документами. Он привез с собой целых два свитера и постоянно жаловался своим друзьям, что в комнате плохо топят, а в столовой плохо кормят – обслуга понимала русский язык. Его друзья относились к этому с юмором.

Шестой – сильно похожий на второго, только моложе и выше ростом. Удлиненное лицо его делали еще длиннее ранние залысины, волосы его были даже не светлые – белесые и редкие. Он носил очки в дорогой золотой оправ6е не расставался с книгами, которых привез несколько штук – постоянно что‑то читал, даже будучи в столовой. На вопросы всегда отвечал, что всем доволен и претензий у него нет. Здоровье у него тоже было превосходным.