Распятая. Любовный роман
Откуда вообще взялась подобная идея – заняться вплотную самоанализом? Мне ещё в самом начале сказали, что есть два способа восстановиться: забыть всё, что со мной было, либо, наоборот, выплеснуть, вычистить из себя угнетающую, разъедающую меня информацию. Я выбрала сразу оба варианта: сначала избавиться от всех своих воспоминаний, затем надёжно замуровать то место в памяти, чтобы никогда к нему больше не возвращаться. Тетрадка, которой я первоначально решилась поверить свои тайны, для этой цели совершенно не подходила – пришлось воспользоваться компьютером и даже завести в нём отдельную папку.
Особенно долго я раздумывала над графическим образом своего выздоровления.
Восхождение на вершину? Но потом ведь придётся спускаться обратно.
Попытка выбраться из пропасти, в которую я неожиданно угодила? Но сколько можно в ней оставаться?
В итоге выбрала третий вариант: река, по которой меня отнесло вниз по течению, а я хочу вернуться как раз к тому месту, где прежде находилась. Получилась схема: от пункта «А» до пункта «Я»; в неё укладывались все файлы до единого.
Вовсе не хотелось, чтобы мне приснилась история, рассказанная только что Фомичом, и я решила, как иногда делала, описать её до мельчайших деталей, как будто сама была её очевидицей. Хотя понимала: опасный эксперимент, трудно сказать, куда могло завести меня моё воображение. Но и отступать было некуда: этот кретин (и зачем только ему нужно было рассказывать мне подобное!) прорвал оборону, которую я уже три месяца как выстраивала, и этот прорванный участок нужно было срочно залатать.
Откуда в них столько злобы? Обыкновенные на вид ребята. Они ведь не детдомовские, у них наверняка есть родители. Собираясь замуж, я частенько прикидывала и буквально в ужас приходила от того, во сколько сил и средств может обойтись мне ребёнок (начиная с того, что при родах я просто могу умереть), а вырастет в итоге такой вот дебил.
Они давно сбились в стаю или просто сработало стадное чувство? Кто‑то из них и в самом деле был уродом, но не все же? Я, как всегда в таких случаях, проецировала на себя рассказанную историю. Ещё один приём – перемешать в памяти действительное с никогда не происходившим, разбавить тем реальность и, как результат, уменьшить её воздействие на психику.
Могла ли я отбиться? Нет, сковало чувство: как ударить ребенка? Не просто отшлёпать или отпугнуть, а любым способом вывести его из строя. Они не дали мне времени долго размышлять, повалили на землю, и сколько я ни пыталась потом подняться, всё падала и падала.
Та женщина выжила, а выжила бы я? И что, интересно, она делала, чтобы выжить? Надо бы расспросить Фомича поподробнее.
Глава 6
Нет, Фомич был не глуп, я всегда это знала, но он даже не подозревал, сколько дал мне информации к размышлению.
Я открыла файл «Месть». Сначала жажда возмездия буквально переполняла меня. Мне хотелось сцепиться с каждым или с каждой, кто бросал в мою сторону ехидный взгляд, обсуждал то, что со мной произошло. Потом я поняла, что на каждый роток не накинешь платок и, если концентрироваться на мелочах, на главное ни сил, ни времени уже не останется. Файл «Месть» был одним из узловых в вычерченной мною схеме, неужели я закрою его сегодня? Нет‑нет, не сотру, конечно, даже периодически буду заглядывать в него. Но, может, я окажусь в состоянии наконец продвинуться дальше?
Вадим. Опять Вадим. Никак не пройдёшь мимо него, обязательно споткнёшься. Если бы не его предательство… Но, во‑первых, можно ли назвать его поступок предательством или есть какое‑то оправдание, пусть даже не просто оправдание, хотя бы слово в его защиту? Если бы он подошёл ко мне и честно сказал, что нам лучше расстаться, потому что произошедшее со мной отравит навсегда нашу совместную жизнь, как бы я на это отреагировала? Сочла бы его поступок честным или всё равно предательским? И значит, предательство может быть бόльшим или мéньшим? Но он не просто шарахнулся от меня, как от зачумлённой, он перекинулся. Тут же начал встречаться с другой девчонкой.
Сейчас я думаю, что она давно у него была, то есть нас вообще было двое, просто он никак не мог решиться и только в самый последний момент остановил выбор на мне. А затем судьба повернула его выбор в противоположную сторону. Но меня подкосил не сам факт его бегства, а то, что он именно в такой момент отвернулся от меня. Месть? Но ведь Эдмон Дантес (знаменитый граф Монте‑Кристо) не мстил своей бывшей невесте Мерседес за то, что она вышла замуж за другого мужчину, своего кузена Фернана Мондего. Он мстил самому Фернану, оболгавшему его. Хотя у меня, пожалуй, несколько иной случай. В конце концов я убедила себя, что судьба проявила ко мне милость, не соединив навек с таким человеком. Когда‑нибудь в жизни он всё равно проявил бы себя, оставил меня без защиты…
Мои друзья и подруги, которые внешне лебезили передо мной, жалели меня, но для которых я стала вдруг неровней, парией, прокажённой… Им мстить? И здесь куда разумнее было бы просто благодарить судьбу, что я узнала им истинную цену.
Те люди, к которым, начиная свой путь, я обращалась за помощью, а они либо отделывались формальным сочувствием, либо бесцеремонно и даже брезгливо отторгали меня, – как к ним относиться? Нет, нет и нет, я копила свой гнев для тех, кто и в самом деле заслуживал его, ни капельки не пролила.
И что же потом? Когда я услышала приговор, буквально остолбенела от ярости. Так значит, вот она, цена моей поруганной жизни? И что мне делать после этого? Таскать с собой револьвер?
Но что я могла сама? Только испортить дело. Защита, состоявшая сплошь из матёрых профессионалов, действительно буквально размазала меня по стене. Те «плечевые», которых Фомичу удалось разыскать и уговорить дать показания, впоследствии от всего отказались. Только два «камешка» и отсеялись, Вика и Оксана, две девчонки из Балашихи. Но они были не сами по себе: за них горой стояли двое хороших ребят из «дальнобойщиков» – они их в трудный момент и подстраховали.
В конце концов я всё‑таки победила и даже нашла вариант, как мне по‑настоящему отомстить своим мучителям, выйдя на «золотых рыбок», но почему‑то остановилась у последней черты. Струсила? Кто знает, может, наоборот, проявила осмотрительность. Должна же у меня быть хоть какая‑то страховка на тот случай, если кто‑то из четверки вдруг и в самом деле надумает уничтожить меня?
Что ж, будем считать, что путь от пункта «А» до пункта «М» я осилила. И могла теперь полностью сосредоточиться на том отрезке, по которому давно уже параллельно плелась, но без особых достижений: от пункта «М» до пункта «Р» – реабилитация. Так, для удобства, я разбила свою схему: четыре пункта – «А», «М», «Р» и «Я». Но когда я прорвусь к своему собственному «Я» и прорвусь ли когда‑нибудь – никаких предпосылок к подобной победе у меня пока и в помине не было.