Самый близкий незнакомец
– Что значит – всё‑таки? – ворчливо осведомляется Егор, обнимая в ответ и, ловко повернув голову, подставляет для поцелуя губы.
Целовать‑то я целую, но явно не так, как рассчитывает мой жених. Потому он притягивает меня к себе вплотную и вжимается мне в губы особенно настойчиво, скользя рукой по моей спине вниз. Затем втягивает воздух и хищно так, первобытно, сжимает мне самую мягкую зону…
Кхех… Вздрагиваю от неожиданности, неготовая к такой пылкой атаке, и моментально отстраняюсь. Егор поддаётся, но вижу, что он не особо этим доволен.
– Поздравляю, дорогой! – лепечу я, пытаясь хоть как‑то сгладить повисшее напряжение. – Очень рада за тебя!
– Тогда вперёд мыть руки, ужин стынет, – улыбается он в ответ, утягивая меня в сторону ванной. – Жду тебя в гостиной.
Ради такого шикарного ужина, я несусь к раковине вприпрыжку. А уже через пару минут застываю на пороге нашей просторной гостиной, где меня ожидает очередной сюрприз: романтический ужин у нас сегодня будет при свечах.
Глава 4
Сжатый кулак завис над дверным полотном кабинета хозяина дома. Не решаюсь постучать. Сердце рвётся из груди от волнения, в глазах темнеет. Но я должна. Мне очень нужны деньги. Ведь за спрос не бьют в нос. Для меня сумма нереальная, а для семьи Ветровых – капля в море. Я отработаю всё до последней копейки.
Слышатся голоса из гостиной. Домой пришла хозяйская дочка Анжела и её подружка. Остатки решительности испаряются, я чуть отхожу от двери и прячу руки за спину.
– Что, правда так сказал? – удивлённо тянет подружка хозяйской дочки, и, судя по звуку, с размаху плюхается на диван.
– Представляешь? Они нам совместную поездку организовали! Типа командировки. Будто я такая дура и не понимаю, для чего на самом деле этот цирк! Прямо как настоящие свахи! Чтоб им провалиться… – отвечает Анжела, присаживается на подлокотник кресла и тут замечает меня.
– Чего там стоишь? Отца нет, – немного раздраженно говорит она, жестом подзывая в гостиную. – Принеси с кухни колу, жара невыносимая! Два стакана.
Выполняю распоряжение, иду на кухню. Наливаю лимонад, бросаю лёд и думаю: а что, если поговорить сначала с дочерью? Может, она поймёт положение вещей и поспособствует…
– А может, он очень даже ничего, – хихикает подружка, когда я вновь появляюсь перед девушками с подносом.
– Да пошла ты, Крис… – фырчит Анжела. – Хочешь, сама езжай. Заодно и проверишь!
– Да ладно тебе, я шучу. – Изящным движением руки девушка берёт с подноса лимонад и бросает на меня изучающий, немного насмешливый взгляд. – Новенькая, что ли?
Для таких девушек, как Анжела, нет ничего зазорного в том, чтобы говорить о работающем на их богатых родителей персонале не только в третьем лице, но и, собственно, в их присутствии.
– Нет, она свою маму замещает – экономку. Как Лида, кстати?
– Всё по‑прежнему, – отвечаю я, опуская поднос.
– Печально, – скучающе тянет Анжела, разглядывая ярко‑розовый маникюр. – Что от отца хотела?
Я настолько глубоко вдыхаю, что легкие пронзает тупая боль. Сейчас самое время. Ведь мама столько лет проработала в этом доме. За той же Анжелой пелёнки‑распашонки стирала и от простуды лечить помогала.
– Мы могли бы поговорить с вами наедине? – раз уж вопрос мне задали, я решаюсь на приватный разговор.
Подружка от неожиданности поперхнулась колой.
– Ты можешь говорить при Кристине, не страшно, – снисходительно разрешает хозяйская дочка, словно не желая понимать, что вся эта ситуация меня крайне смущает.
К чёрту смущение. Мне всё равно больше не к кому обратиться… Скажу. Сейчас же.
– Я хотела бы попросить у Виталия Ивановича аванс.
Анжела округляет глазки и кривит пухлые губки в насмешливой улыбке.
– Правда? А какую сумму?
– Сто пятьдесят тысяч…
– Сколько?! – в два голоса восклицают девушки. – У тебя какая зарплата, милая?
– Я понимаю, сумма огромная, но я отработаю всё до последней копейки.
– Можешь время не тратить, отец тебя пошлёт. И будет чудом, если за наглость не уволит. За какие такие заслуги тебе аванс полагается? Ты тут три недели от силы… Да ещё и учишься днём.
– Я всё понимаю, и прошу не для себя. Моей маме не справиться с болезнью без операции. Она проработала на вашу семью двадцать лет…
– Гриша проработал ещё дольше, и что теперь? Нам вас всех спонсировать, что ли? – холодно цедит Анжела, пренебрежительно вручая мне в руки пустой стакан.
– Прошу прощения, – подавленно шепчу я, готовая разрыдаться, и поспешно ухожу из гостиной.
Иду на кухню, внимательно изучаю меню к ужину. Из четырех заказанных блюд я знаю, как готовить только одно. Остальные названия даже отдалённо не подсказывают мне, из каких ингредиентов это готовится. Нужно снова звонить матери и получать подробные инструкции. Ей и без того сейчас худо, а тут я со своими рецептами…
Скупая слеза всё‑таки скатывается по щеке. Оглядываясь, я тут же стираю её. Я просто обязана собраться. У мамы кроме меня больше никого нет. Нужно найти другой способ раздобыть деньги. С чего я наивно решила, что мне станут помогать эти люди? Что дочка Виталия Ивановича способна на сострадание? Что она спит и видит, как бы попросить у отца денег для прислуги?
Принимаюсь за готовку салата, рецепт которого я не только знала, но и применяла в прошлую пятницу на практике. Недовольства не высказывали – уже хорошо, но и хвалить в этом доме, как правило, не любят.
В кухню заходят, я замечаю это боковым зрением и оборачиваюсь, откладывая нож. Анжела вместе с подружкой зачем‑то усаживаются за стойку с напитками и хитро на меня поглядывают.
– Говоришь, операция поможет матери, да? – осторожно спрашивает первая, окидывая меня оценивающим взглядом.
– Да, поможет…
– Ну, тогда тебе повезло и сегодня ты вытянула счастливый билет! Я попрошу у папы для тебя деньги.
С губ непроизвольно срывается радостный писк, и я моментально прикрываю рот ладонью. Неужели всё получится?
– Спасибо вам огромное! Я верну всё до последней копеечки.
– Мне нужно, чтобы ты отработала сразу, – хищно улыбается Анжела, накручивая волнистый светлый локон на указательный палец.
