Синдром изоляции. Роман-судьба
Тогда мои друзья сказали:
– Пойдем в магаз и сопрем бутылку колы.
Я не знал, что это значит «сопрем».
У нас за школой был магазин. Я никогда не выходил на улицу на перемене. У меня немножко побоялся живот. Как на горках или в самолете. Но мои друзья сказали:
– Не ссы, Барский! Мы же идем с тобой! Мы мигом вернемся обратно.
В магазине они мне велели положить бутылку маленькой колы в рукав свитера и пройти незаметно через кассу. Овик покупал сухари «Три корочки», а я прошел. Наверно, это смотрелось незаметно. Никто ничего не говорил.
На улице они отобрали у меня бутылку и кричали:
– Ну, круто же, Санек! Молоток!
Я прыгал с ними и кричал, что это круто.
Я давно исповедовал этот грех. И за второе преступление покаялся тоже.
* * *
…Тогда прошел мой день рождения и День труда. И мне надо было идти в американскую школу. Я боялся. Учительница схватит меня за ухо и заорет:
– Куда смотришь?! Опять ворон считаешь?!
Я выучил, что такое значит – считать ворон. Я знаю много странных выражений: «один в поле – не человек», «без труда – не очень», «льет, как из ведра».
Еще я боялся, что пропущу одну строчку, а не две и не отсчитаю одиннадцать клеток слева.
Тогда американская училка даст мне по затылку и скажет:
– Сколько раз тебе можно говорить, тупой ты недоумок?!
Я не знал, как будет «недоумок» по‑английски.
Помнишь, когда мы летели в Америку, Гришка меня спросил в самолете:
– Как сказать «ушлепок» по‑английски?
И я сказал:
– Эшлепок.
Я боялся, что заплачу. И все будут ржать. А учитель скажет:
– Хватит рыдать, рыдающий лебедь!
Раиса Раифовна всегда так мне говорила в первом классе.
Еще я боялся, что случится тот случай… Про него не хочу писать.
В тот день меня мама отключила от школы.
* * *
…Я стою нарядный с цветами на остановке. Мы ждем автобус. Подходят другие ребята. Они очень плохо одетые: в футболках и шортах. Наверное, они очень бедные.
Я решил пошутить и говорю маме:
– Он боится!
Я когда был маленьким, то говорил всегда «он», а не «я». Потом меня Инна Ивановна научила. Я по ней не скучаю. Мы занимались много лет, я взял от нее отпуск.
Мама делает странные брови:
– Александр, ну‑ка, не дури! Ты что, не знаешь, как надо правильно?
Я говорю, что это шутка. Но маме не весело. Она говорит, если я так еще раз пошучу, она не даст мне смотреть «Лунтика». Я переживаю. Вдруг не даст? Я очень люблю смотреть, как там объясняют все. Правила, как надо жить.
* * *
Сейчас я очень редко смотрю этот мультик. Я уже взрослый дяденька.
Я перестал смотреть много передач: «Большие буквы» с Женей Кривцовым и Буквоедом, «Мы идем играть», где Дед Секрет, Стрекотуша и Мишка Тишка.
Я оставил это, когда мне было семнадцать лет.
Еще я любил «Давайте рисовать» с Феей Фиалкой и Калякой‑Малякой. И «Волшебный чуланчик», передача про Бериляку.
София не знает этих передач. Потому что она – американка. Она почти не смотрит телик. Готовит и убирается.
Я стригу газон или чиню что‑то. Дом у нее плоховатый. Хорошо, что я все умею. Золотые руки, мама сказала.
Я подписался на Сашу Киреева. Раньше он был в передаче «Вопрос на засыпку». Я спрашивал его в прямом эфире, если он вернется в передачу. А он посмеялся и сказал:
– Вы еще про нее помните?
Конечно же, я помню! Я смотрел ее десять лет!
Теперь Саша Киреев поет песню «Мир, который подарил тебя». Очень мне нравится эта песня. Она – про меня и Соф.
Еще я подписан на Артура Пирожкова (настоящее имя – Александр Владимирович Ревва). Я все время пою «Зацепила меня». Это замечательная песня. Про Софию тоже.
В моей голове живет аутизм. А в сердце его нет. Я знаю, что значит «любить». Я люблю Софию. Теперь даже больше, чем маму.
* * *
– …Повтори еще раз, – говорит мама.
– My name is Alex. I am from Russia. I don’t speak English[1].
[1] Меня зовут Алекс. Я из России. Я не говорю по‑английски.
