Синдром изоляции. Роман-судьба
Это все, что я знаю по‑английски.
Я сажусь в автобус и думаю, что мама тоже поедет со мной.
В детстве я боялся с ней расставаться. Ходил как приклеенный. Бабичий побздень, говорила бабушка Аля. Это значит, я все время держался за мамину юбку.
Я плакал в русской школе. Боялся, что дядя Вова меня не заберет, и я никогда не увижу свою мамочку. Дядя Вова – наш друг и еще водитель.
Александр Николаевич был очень добрый мужчина. Это охранник в школе. Он гладил по голове и говорил, что сейчас за мной приедут.
Дядя Вова возил меня три года и три месяца. Школа была в деревне. Ехать двадцать минут.
Он забирал меня, и когда мы проезжали магазин «Самохвал», звонил маме и говорил своим страшным хриплым голосом:
– Галюнь, мы уже у «Самосрала»! Выходи встречать своего покемона!
Я потом часто смеялся, когда понял эту шутку.
…Маму не пускают в автобус и я начинаю плакать. Сначала мелкими слезами, а потом сильно. Как рыдающий лебедь.
Я смотрю в окошко и кричу страшным хриплым голосом:
– Ма‑мааа!!!
Она тоже плачет. А потом кричит:
– Не бойся сынок! Я бегу за тобой!
Глава 4. Мама для мамонтенка
– …Не бойся, сынок! Я бегу за тобой!
Заплаканное лицо ребенка; прилип к окну родной пятачок.
Десять из десяти матерей сделали бы то же самое.
Мариванна бросилась в погоню, словно и впрямь могла догнать школьный автобус. Бежала тяжелой гусиной трусцой, сжимая кулаки; в такие моменты ее глаза становились разносмотрящими.
Автобус повернул направо и скрылся, Мариванна перешла на отчаянный, для ее возраста и веса, галоп. Непрошеные картинки врывались в мозг: мультяшная гигантская Муха отъелась на харчах Зайчонка, да и похитила тетеху; глупый сказочный Петушок польстился на горошек и был незамедлительно подхвачен Лисой…
Кот и Дрозд, спасите меня!
Вылетев из сонного района таунхаусов, она очутилась перед ревущим хайвеем. Ничуть не растерявшись, повернула почему‑то налево и мчалась до тех пор, пока ее не пронзила страшная мысль: а вдруг ей – в другую сторону?!
Мариванна вросла в тротуар и схватилась за живот. Страхи за детей всегда оборачивались симптомами медвежьей болезни. Это пройдет, это нервное… но куда мне, куда?!
На пешеходной дорожке, что тянулась вдоль шоссе параллельным стежком, не было ни души.
Сердце отбивало «Прощание славянки», руки тянулись к голове. Хотелось сесть на асфальт и предаваться бездумному выдиранию волос.
Мариванна хорошо разбиралась в проблемах коммуникативного этностиля, но в плане ориентации на местности она оставалась клинической идиоткой. На родине справляться с этим недугом ей помогали домочадцы, попутчики и сердобольные прохожие. Здесь, в миннесотской пустоши, она застыла, как гигантский суслик в степи.
Наконец вспомнила, что у нее имеется такая штука, как телефон. Новенький андроид без кнопок, начала его осваивать всего неделю назад. С опаской потыкала в нарисованные цифры и услышала голос мужа. Заверещала:
– Олег! Олежек, милый! Куда мне бежать?! Срочно скажи, где Сашина школа?
– Ты где? – поинтересовался разумный муж.
– На дороге!
– Конкретнее. На какой? Что ты видишь вокруг?
– Ну, что я вижу? Машины одни! – Мариванна зажала рот, чтобы не всхлипывать в трубку.
– Так, соберись и оглядись вокруг. Церкви, магазины, заправки – что‑нибудь точно там есть!
И верно: ее окружали могучие торговые центры «Таргет» и «Каб фудз».
Олег соориентировался и велел ей бежать в другую сторону.
Мариванна рванула, не теряя страстной решимости спасти ребенка. Проклятый мозг изощрялся: теперь ей чудился мамонтенок на льдине.
Пусть мама услышит, пусть мама придет!
Мариванна вонзила ногти в потные ладони и припустила еще быстрее.
Ей стало понятно, что такое – второе дыхание.
* * *
Первый учебный день в Америке должен был стать памятным семейным праздником. Задумка Мариванны удалась: семья запомнит этот день на века.
Ночью потела спина и сохло во рту. Утром ее сын‑аутист с нулевым английским войдет в класс к тридцати враждебным балбесам. Приказано выжить. Сценарий предстоящего события опирался на Господа Бога и талант Мариванны решать вопросы. Еще в юности, обнаружив в себе дар медвежатника, она вскрывала любые двери начальства и договаривалась, договаривалась… К моменту отъезда из России сложноустроенный мир бюрократии был покорен. Она добывала подписи, печати и справки с удалью фартового налетчика и меняла окраску быстрее хамелеона. За сутки приходилось перекрашиваться по несколько раз: то она либерал, то коммунист, то несчастная мать‑одиночка, то надменная подруга Иван‑Иваныча. Под иван‑иванычей Мариванна завела бордовую записную книжку, полную сложных схем и заветных фраз. При отсутствии связей импровизировала: манипуляции, взятки, маневры Кутузова с московским пожаром.
На завтра требовалось полное сопровождение сына: от автобуса до последнего урока в школе. С учителем она, разумеется, уже познакомилась. Как попасть в класс – разберется на месте, а вот как уломать водителя – думай, мать, тормоши мозг!
