Синдром изоляции. Роман-судьба
Прокрутив варианты, Мариванна решила напирать на инструкцию и особенности сына. Начинать с подкупа в чужой стране все‑таки боязно. Сделает жалостливое лицо, коротко скажет о непростых обстоятельствах и помашет перед водителем автобуса желтой бумажкой с правилами.
Листок этот достался ей по случаю тренинга «Безопасная поездка» в школе старшего сына. Юношей с бритыми ногами и подбородками и девиц в совсем не школьных декольте муштровали, как солдат прусской армии. Мариванна наблюдала за тренингом, скрываясь за темными очками. Неопытный Гришка щетинился в открытую, то и дело сплевывая ненависть на асфальт.
– Ну что это за треш, мам?! Ты слышала, что нам говорят?! Объясняют, как слабоумным! Будто я никогда в автобусах не ездил… Не бегать, не драться, сидеть строго на закрепленных местах. Во, даже памятку выдали! – он возмущенно потряс листком канареечного цвета. – Они что, реально бегают по автобусу, как обезьянки из мультика?!
Мариванна улыбнулась и положила в сумочку желтый козырь.
Теперь она знала, как разговаривать с этими клоунами.
* * *
Утром, почувствовав знакомую собранность и лед в голове, тигрица отправилась на охоту. Перекрестила старшего – тот умчался в школу на новом велике, взяла за руку младшего и пошла к автобусной остановке. Там их встретили небрежно одетые малыши с мамами и бабушками в пижамных штанишках пастельных цветов. Вместо букетов родители держали кофейные термосы и ленты поводков, на которых крутились бигли, ретриверы и бордер‑колли. Дети отбывали в школу налегке: без рюкзаков, сменки и тревог.
Причепуренной Мариванне трудно было смешаться с толпой. Сын выделялся торжественным кардиганом, белой рубашкой и синим атласным галстучком; разномастный осенний букет – в прохладной от пота ладошке. Снова как белая ворона, с грустью подумала Мариванна, и тотчас увидела похожий на огромную пчелу желто‑полосатый автобус.
Передняя дверь распахнулась. На нее смотрела обильная телом водительша в шортах; пустое лицо, интенсивно работающая челюсть – хрестоматийная американская жвачка.
Русская повеселела: будем давить на материнские чувства с рефреном мыжеженщины.
Когда‑то очень давно, четыре месяца назад, Мариванна читала лекции по теории межкультурной коммуникации. Находите точки соприкосновения, провозглашала она с трибуны. Демонстрируйте принадлежность к одной и той же группе, используйте общий социальный язык.
Она использовала и демонстрировала, давила и рассыпалась. Инструкция в ее руках трепыхалась бабочкой‑лимонницей. Флегматично жующая баба повторяла одно и то же деревянным голосом. Проезд родителей в школьных автобусах воспрещен по правилам, изложенным в бесполезном, теперь, желтом листке.
Сдаваться Мариванна не собиралась. Жизнь подкидывала ей тесты с регулярностью сборов израильских резервистов. Она отошла лишь на секунду – проверить сына в окошке, – и злыдня в шортах тут же захлопнула двери.
Автобус тронулся. Ребенок скривился и заплакал. По его губам Мариванна прочла «мама». Времени на раздумья – ноль.
* * *
…Последние сорок минут бега в стиле «раненая утка ищет место умереть» ее доконали. Свекольное лицо горело, правое подреберье ныло муторной болью, ноги превратились в чугунную массу. В роду Мариванны, как назло, не встречалось ни одного кенийского бегуна.
Мозг по‑своему старался, готовясь к кульминации: место жалкого мамонтенка занял вихрастый беспризорник. Он с надеждой вглядывался в лицо артиста Бондарчука и пронзительно кричал:
– Папка, родненький! Я знал, знал, что ты меня найдешь![1]
Мариванна увидела своего несчастного и уже чумазого сына и не выдержала.
– Господи! – заорала она, не вытирая слез. – Ну, помоги же ты мне! Я ведь сдохну!
И тут послышался автомобильный клаксон. Один, второй, третий…
Она не откликнулась на зов Судьбы, продолжая утиный бег. Кто ей мог здесь сигналить?!
Настойчивый гудок не отступал. Наконец, ее окликнули:
– Эй! Эй, я здесь! Видите меня?! Я ваша лэндледи, вы у меня дом снимаете! Что стряслось? Вас подвезти?
Она разобрала только последнюю фразу и кинулась на приветливый голос. Торопливо удостоверилась в том, что кричали именно ей, юркнула в пасмурную «тойоту» и выкрикнула название школы.
Всю дорогу Мариванна горячо благодарила Бога (про себя) и Его посланницу (вслух). Так и не призналась в том, что не помнит ни лица, ни имени благодетельницы.
Она была у цели через пять минут. Влетела в класс неистовым торнадо.
Сын удивился:
– Мам, ты зачем пришла? У меня еще три урока…
* * *
Обратно брела вперевалочку, опустошенная и счастливая. Удачно все‑таки она сбегала к сыну. Лично проверила: не заклевали, не затюкали и даже за что‑то похвалили. В школе ей вручили длинный список канцтоваров. Значит, нужно дотащиться до «Ашана», заодно и продукты купить. Счастье, что теперь не надо торопиться. Час‑полтора ее ходом – ерунда!
Хотелось лечь на ковровый газон у придорожного ювелирного бутика и глядеть в непривычную синеву. Высокое небо Миннесоты смахивало на работу профессионального фотографа: на нем оттачивались и свет, и контраст, и насыщенность, и знание программы «Фотошоп».
«Ашаном» она по привычке называла гипермаркет «Таргет», удачно расположенный вдоль шоссе 101. И до дома – рукой подать. В вавилонской торговой точке продавались и слоны, и иголки: немудрено, что Мариванна растерялась со списком в руках, когда вползла в магазин.
Та‑а‑к… Что же это означает? Ну, и как выглядит 1‑inch binder with rings? Где искать plastic dividers with tabs and labels?!
[1] Имеется в виду сцена из кинофильма С. Бондарчука «Судьба человека».
