Следовать за мечтой
– Ладно, размещайтесь в твоей комнате.
Так началась новая жизнь Ефима по русским документам.
* * *
Летом 1941 года нацистская Германия напала на Советский Союз. Восемнадцатилетние друзья ушли в лес и присоединились к партизанскому отряду. Ефим не щадил ни себя, ни врагов – «фашистскую гадину», как он называл нацистов. Им двигал дух мщения и клятва, данная родителям. В отряде Ефим получил прозвище Отважный.
Однажды Ефим с Павлом заложили фугас под рельсы перед мчавшимся по ним немецким эшелоном с военной техникой, спрятались за бугор и стали наблюдать. Убедившись, что взрыв нанёс непоправимый урон врагу, побежали в лес и напоролись на немцев. Павел погиб на месте, а раненого Ефима схватили.
Его долго пытали в комендатуре и наконец отправили в один из множества польских концлагерей. Он попал в руки фашиста‑медика Гросса, который проводил опыты над военнопленными в попытках изобрести препарат, делающий из человека суперсолдата. У многих не выдерживало сердце от нестерпимой боли, кто‑то просто сходил с ума. Днём и ночью в лагере дымились печи, в воздухе стоял едкий запах обугленных человеческих тел, из труб летел пепел, и ветер разносил его по всей территории.
Ефиму Фадееву повезло: он попал в концлагерь почти перед самым его освобождением. Но даже за сравнительно короткое время Ефим на себе почувствовал эффект «чудодейственного препарата». До сих пор в ушах слышится лай сторожевых псов, а перед глазами стоит образ фашиста‑медика в очках, с красным одутловатым лицом. Рядом с ним высокая худощавая молодая медсестра в военной форме и накинутом на неё белом халате. Её отвратительно тонкие губы и взгляд почти бесцветных глаз, буром сверлящий военнопленных насквозь с ненавистью и презрением, прочно врезались в память Ефиму.
Из воспоминаний выдернул пронзительный голос проводницы:
– Через полчаса станция «Заманихино», 37‑й километр. Кто выходит, готовьтесь заранее.
– Ещё есть время, полежу немного и буду готовиться к выходу, – сказал себе Ефим.
Его мысли вновь перенеслись в прошлое.
После освобождения из концлагеря он долго лежал в больнице, потом попросился на фронт. Служба госбезопасности тщательно проверяла его благонадёжность, и наконец‑то Фадеева отправили рядовым на западный, а затем на восточный фронт, на войну с Японией.
…Какое месиво было из людских тел, искорёженного железа, грязи, когда шли в атаку! Все бегут с криком «Ура!». Кто‑то тут же падал, скошенный снарядом. Перед глазами возник образ солдата, у которого осколком снесло голову, а он по инерции продолжал бежать. Другому распороло живот. Он кричал и полз, полз, полз по грязи, а за ним тянулись его кишки. Было страшно, очень страшно! Но верх брала ненависть к врагу и желание отомстить за гибель семьи, за издевательство над его народом и военнопленными в концлагерях…
И вот долгожданная Победа! Ефим решил поселиться у родной русской бабушки Серафимы в посёлке Заманихино.
– Пора пробираться к выходу. Ну‑ка, братишки, расступитесь. Я с полки спрыгну.
2. Любовь всей жизни
Ефим сошёл с поезда и вдохнул полной грудью. Он уловил знакомый запах шпал. За годы войны столько пришлось колесить по рельсам! Со станции Ефим направился в посёлок.
Когда‑то давно, ещё ребёнком, он с родителями гостил у бабушки Серафимы. Тогда здания казались большими, а главная улица – широкой и очень длинной. Ефим улыбнулся тому, что всё изменилось. Теперь он сам стал высоким, а дома будто вросли в землю, да и центральная улица посёлка оказалась не такой широкой. В столь ранний час на ней было уже много народа. Люди приглядывались к незнакомому фронтовику с вещмешком за плечом. Кто он? Кому посчастливилось дождаться с войны здорового солдата с медалью на груди и счастливой улыбкой на лице?
Ефим остановился у знакомой калитки. Залаял пёс. Вышла хозяйка.
– Тише, Полкан! – прикрикнула она. – Вам кого?
– Фадееву Серафиму Петровну, – ответил Ефим, и его охватила тревога.
– Так она ещё в прошлом году умерла. Дом пустовал. Родные не объявлялись, и поселковый совет разрешил нам – многодетной семье – поселиться в нём. А вы кто ей будете?
– Я её внук Ефим Иванович Фадеев.
– Проходите в дом. У нас остались её фотографии и письма.
Ефим прошёл внутрь, осмотрел комнаты – всё было как прежде. Однако чувствовалось, что у дома новые хозяева. У него защемило сердце.
– Возьмите фотографии вашей бабушки. – Хозяйка подала аккуратно свёрнутый пакет, перевязанный жгутом. – Мы хотим объединить две комнаты и расширить детскую, но, если вы останетесь с нами, ремонт подождёт. Занимайте любую комнату.
– Где ваш муж?
– На станции. У нас в посёлке станция – основное место работы. Какая у вас профессия?
– Никакая. Война помешала получить специальность и одновременно многому научила. Приходилось ремонтировать танки и боевые автомобили. Я у вас пока оставлю вещмешок? Схожу на станцию, узнаю насчёт работы. Утро – самое лучшее время, чтобы говорить с начальством.
– Это верно.
* * *
Здание станции было маленьким. Внутри располагалось три двери: в кассу и в кабинеты диспетчера и начальника станции. В последнем на повышенных тонах говорила девушка. Когда Ефим заглянул внутрь, она замолчала.
– О, служивый, проходи, садись, – сказал начальник и указал на стул.
– Андрей Иванович, я вам серьёзно говорю, если не найдёте второго диспетчера и техничку, я уволюсь. Не могу больше работать по двенадцать часов в сутки да ещё и полы мыть. Устала, понимаете? Ус‑та‑ла! А я ведь ещё молодая. Погулять хочу, на танцы съездить в райцентр, жениха найти, в конце‑то концов!
– Оленька, потерпи. Найдём тебе и напарницу, и техничку, и жениха, – он засмеялся. – Вот, смотри, какой бравый солдат. Чем не жених? Вы женаты?
– Нет, – улыбнулся Ефим.
Ольга посмотрела на него оценивающим взглядом и слегка покраснела.
– Вы издеваетесь?! – крикнула она, заплакала и выбежала из кабинета.