Случайные
– Мама, Темы больше нет. Давно нет. Он не вернется… никогда. Ни он, ни папа… Они там вместе, – Ксения снова взяла холодную руку матери и начала говорить максимально спокойным голосом, на который сейчас была способна.
Но мать изменилась в лице от ее слов, она резко встала со стула и выдернула свою ладонь из рук дочри.
– Много ты знаешь! И ты и шарлатан этот твой в белом халате – врете всё! Темочка меня не забудет, дом родной не забудет! – женщина начала размахивать руками. Ее некогда ясные голубые, ставшие от горя и слез почти бесцветными задергались, губы задрожали, руки свела судорога. Ксения поняла, сейчас у матери будет приступ и есть лишь один способ сейчас же его предотвратить.
– Да, он едет, уже едет, скоро будет, ‑вытирая слезы с глаз, обманула она мать.
– Да, да, я знала, знала… – мать Ксении снова села на стул, ее губы успокоились и даже приняли вид некоторой улыбки. Глаза засияли, а руки она сложила перед собой на колени.
– Мам, давай пока Тему ждем, я тебя помою, расчешу… и приготовим еду, ну чтобы ты встретила его со свежими силами и хорошо выглядела. Он будет рад.
– Да, да, – вскочила женщина со стула и засуетилась у старого бойлера, висящего на стене маленькой кухни, – Разогреем воду. И давай обогреватель включим, дома так холодно!
Ксения поняла, приступ отступил, разум матери снова прояснился, насколько это возможно. Но это продлится не долго, скоро она снова начнет томиться в ожидании и снова начнется приступ.
Девушка включила все конфорки на старой газовой плите, чтобы в комнате стало потеплее. Обогреватель унесли те, кто обещал, что Тема вернется. Также Ксения не обнаружила в доме электрического чайника, двух телевизоров, микроволновки, сотового, что она покупала матери взамен утерянного той, также не нашла карточку матери, куда приходила пенсия. Не было в комоде и налички, что Ксения оставляла матери на всякий случай, а фарфоровая шкатулка с золотой цепью матери и их с отцом обручальными кольцами и вовсе пропала сама со всем содержимым. Пока грелась вода, Ксения решила сварить матери бульон, но морозильник был пуст‑вынесли все мясо, что Ксения покупала матери с запасом. Жгучее чувство злости кипело в девушке. Почти все, кто оставался жить в селе знали, что у матери Ксении бывают приступы потери разума, что она часто не в себе. Скорее всего дом ограбили по наводке. Девушка зашла в кладовую: перед своим отъездом она закупила матери много круп, макаронных изделий, печения, муки, масла и овощей‑сейчас же в углу стояла одинокая потрепанная коробка с четырьмя картофелинами внутри… У Ксении на глазах навернулись слезы, девушку охватила ярость и она ударила кулаком по стене кладовки. «Как можно было так поступить с инвалидом!» она присела на пол кладовки, безмолвные слезы катились по ее щекам. Голова гудела от недосыпа. Злость прошла, ей подумалось, что она благодарна, что несмотря на то, что обнесли дом, не тронули ее бедную умалишенную, но любимую маму. Она схватила оставшиеся картофелины, и прошла с ними на кухню.
– Мам, я сделаю пюре.
Мать не ответила. Ксения заглянула в ванную комнату: не так давно Ксения оплатила водоснабжение в доме и оборудование ванной комнаты. Она старалась привнести в дом стареющей матери комфорт. В ванной у зеркала стояла голая женщина. Тело ее было болезненно худым и бледным, синие весы чертили на морщинистой коже лабиринты. Лицо было осунувшимся со впалыми щеками, светлые, еще хранившие русый оттенок, кудрявые волосы сбились в колтуны. Ксюша подошла тихонько к двери.
– Старость так жестока. Хуже нее только безумие, – произнесла женщина, смотря на дочь в отражении зеркала.
– Мам, ну ты что? Ты всегда красивая. Давай я еще кастрюлю горячей воды в ванну налью. Посидишь немного, согреешься.
Валентина сидела в ванной, Ксения помыла ей голову и расчесала, хорошенько намылила тело мочалкой. Ксения заметила, что на матери нет золотых сережек. Спрашивать где они‑было бессмысленно. Женщина впала в безмолвие.
– Мам, я тут подумала. Давай я тебя к себе в Москву заберу.
– А жить будем рядом с Тёмой?
– Да, конечно в соседних домах, – соврала Ксения.
– Страшно мне в город ехать, я города не люблю. Злые они, калечат людей и убивают как отца твоего. Как Тёму…, – женщина зарыдала. В ее голове снова наступило прояснение…
– Мам, ну пожалуйста…
– Ты лгунья! Говоришь мне, что отвезешь меня к Тёме, а он‑то на кладбище! Убить меня хочешь и дом себе забрать!
– Мам, – взмолилась Ксюша, откладывая мочалку. Она обхватила руками голову женщины и посмотрела ей прямо в глаза, – я позабочусь о тебе. Я заберу тебя с собой, чтобы заботиться.
– Не бросишь меня?
– Нет, конечно, нет!
Ксения вытерла мать, помогла одеться в чистую теплую одежду. Накрошила ей таблетку успокоительного в пюре, напоила сладким чаем и уложила мать спать в комнате, что служила некогда родителям спальней. После таблетки она должна часов шесть спокойно проспать. Теперь Ксюша могла помыться сама. По струей теплой воды с нее смывались стразы, что оставались на ней под свитером все это время. Ярче страз в той ванной блестели только ее слезы.
10.
Ксюша обернулась в большое полотенце и вышла из ванной. Босые, очень худые и узкие стопы девушки мерзли на деревянном полу. Она прошла в комнату, что некогда была ее, за теплой одеждой, что оставалась здесь на случай ее приездов. В комнате было все как раньше. Старая узкая кровать с деревянным изголовьем у стенки, старый письменный стол, за которым Ксюша делала уроки. На стенах были приклеены плакаты и схемы человеческой кровеносной системы, нервной системы, строение скелета руки. Отчасти от любви к анатомии, отчасти чтобы скрыть старые, выцветшие, так надоевшие простые бумажные розовые обои в мелкий белый цветочек. Она поспешила одеться и покинуть эту комнату, она ей никогда не нравилась.
Ксюша прошла в комнату к брату. В ней было все как в тот, когда он последний раз вышел из нее, но в толстом слое пыли. Мама не разрешала ничего трогать в комнате Артема, да и сама старалась в нее не заходить даже прибираться, когда еще была на это способна Комната была побольше Ксюшиной, но с такими же старыми обоями, только зеленого цвета. На стенах висели плакаты из журналов его любимых исполнителей, актеров и актрис. У окна стоял такой же письменный стол как у Ксюши, а вдоль стены такая же узкая кровать. Возле кровати висели пожелтевшие альбомные листы с аккордами его любимых песен. К кровати была прислонена старая деревянная выцветшая гитара, в толстом слое пыли… Также у кровати на стене висели тонкие деревянные белые рамки с фотографиями. Их вешал сам Артем. Ксюша засмотрелась на них. Вот на этой молодой человек, с широкой белозубой улыбкой и огромными зелеными глазами, сидит с восьмилетней Ксюшей, на которой белая юбка пачка и атласные пуанты, здесь папа и Тема радуются крупному улову на местном пруду, а тут мама и папа еще не такие старые, на фоне их дома после ремонта и покраски, держат в руках сверток с розовым бантом, а рядом стоит Тема лет десяти и улыбается. Тут мама в светлом костюме и короткой фате смеется на руках у папы: еще молодые, еще живые духом и телом. Еще не знавшие, что ранний брак обернется поздним родительством. У Ксюши навернулись слезы. Как хорошо было, пока были папа и Тема, и мама была такой, какой Ксюша помнила ее из детства. Как было спокойно и тепло. Она коснулась пальцами фотографий. Половина людней на них ‑теперь лишь воспоминание, скоро такая же судьба ждет и остальных.
