Случайные

Ксюша открыла глаза… комнату заливал свет, на улице установилась ясная и солнечная погода. Ее голова была тяжелой, так часто случалось при резких переменах погоды. Она села на кровать. Пытаясь облегчить свое состояние разминанием висков руками, но тщетно. Она прислушалась. В доме была абсолютная тишина, только едва слышалось тикание настенных часов из кухни. Посмотрела на экран телефона‑почти половина второго. Ксения спрыгнула с кровати и прошла в комнату матери: кровать была пуста. Сердце девушки забилось чаще, она вышла на кухню, там матери тоже не было, она прошла в прихожую‑дверь дома была не заперта.

– Мама! ‑крикнула Ксюша в ужасе.

Она обулась в калоши, что были у дверей и выскочила на улицу. Старая деревянная калитка болталась на ветру… «Мама!» ‑снова крикнула Ксения. Но никто не отозвался. Она выбежала из двора. Но куда бежать? Куда бежать за женщиной, что всё ожидает прихода сына, который давно на небесах? «Мост!» ‑промелькнуло в голове Ксюши! Она побежала, что есть силы в лес сторону старого железнодорожного моста. Калоши не по размеру скользили по влажной земле, присыпанном желтыми листьями. Тонкие уже облетевшие сучки деревьев больно хлестали по лицу. Дыхание сбивалось: Мама! Мама!

Ксюша вышла к мосту… на нем стояла фигура женщины в одной ночнушке.

– Мама! – со слезами облегчения крикнула Ксюша. Валентина не оборачивалась.– Мам, ну ты чего здесь. В ночнушке и босая! Пойдем, отведу тебя домой… – Ксюша задыхалась от ужаса и пробежки.

– Его же здесь наши, да? – не поднимая взгляда со старых железнодорожных путей под мостом, спросила женщина.

Ксения встала возле матери, схватила за перила обеими руками, повторяя позу матери. К горлу подкатил ком. После смерти Тёмы и отца, они вместе никогда не ходили на этот мост.

– Да, – едва слышно ответила Ксения, – сейчас ей не хотелось врать матери, даже в попытке избежать очередной приступ. – У тебя ноги, наверное, замерзли. Почему не обулась?

– Некогда было. Тёмочка так быстро сюда побежал, ну я за ним и рванула в чем была.

По щекам Ксюши побежали горячие слезы. На минуту ей казалось, что сейчас они поговорят о Тёме, о том, что случилось и где. И почему он больше не вернется и папа тоже. После их смерти у маленькой Ксюши не было момента обнять мать и оплакать убитых любимых. Эта дыра в сердце не была заполнена слезами скорби. С годами и взрослением боль притупилась, но пустота в сердце Ксюши осталась. А мать переживала своего горе иначе. В тишине, без эмоций. Уже не выяснить: утрата сказалась так плачевно на психическом состоянии матери или предпосылки к ранней деменции были и ранее. Но как бы больно не было Ксении за личность матери, что стала пленницей заболевания, она осознавала‑ мать опасна для себя самой. Решение Ксения уже приняла окончательно.

Они стояли на мосту. Две женщины, что потеряли здесь самых близких и родных. Стояли долго и молча. Вдруг налетел сильный порыв ветра. Мост весь загудел, затрясся. Валентина сильнее вжала руки в старые перила и зарыдала. Ксюша обняла мать, поцеловала ее в макушку головы и повела в сторону дома. Дома она помыла ноги матери в теплой воде, снова одела ее в теплую одежду. Сделала бутерброды и налила горячий чай.

– Мам, давай в Москву со мной поедешь, в санатории побудешь, сил наберешься.

– Может с Тёмой лучше?

– Да, он потом подъедет к тебе, – Ксюша поджала нижнюю губу. Она сама не замечала, что делала так, когда лжет.

После еды, Ксюша посадила мать с телефоном, смотреть ток‑шоу в прайм‑тайме, так детей усаживают родители, чтобы те не мешали. А сама взяла сумку и пошла собирать вещи матери в ее комнату. Она собрала всё: документы, одежду, историю болезни, таблетки матери. Вынесла сумку в машину, одела мать и посадила ту на пассажирское кресло спереди. Женщина слушалась дочь и молча села, сложив руки на коленках.

– Мам, я забыла кое‑что. Сейчас вернусь.

Ксюша вошла в дом. Дом, где она родилась, где был отец, брат, здоровая мать… где была ее семья, прошло счастливое детство, счастливое до трагедии… Она прошла в комнату брата. Остановилась перед стеной с фотографиями. Вот она жизнь в моментах. Счастливые лица и улыбки. Если бы кого‑то попросили рассказать об их семье, смотря только на эти фотографии, то человек бы заключил, что это была очень счастливая и дружная семья. Что все в их жизни было светло и радостно, что не было наркотиков и того ржавого железнодорожного моста… Деменции. Одиночества молодой девушки и отчаянных попыток помочь матери, что стала заложницей недуга. Что дом, да пусть небогатый, но полный любви и тепла, будет разваливаться от старости и обкрадываться ближайшими соседями… Нет, всего этого по этим фотографиям не скажешь, не подумаешь… Пусть так и останется… как на этих фото! Ксюша быстрыми движениями рук сняла все рамки с фотографиями по стены, сложила их стопкой и ухватила рукой, прижимая к себе. Она прошла в комнату матери, включила обогреватель, накидала вокруг него постельное белье с кровати матери, а сверху накрыла обогреватель пледом, как раз поверх предупреждающей наклейки «НЕ НАКРЫВАТЬ!».

– Всё взяла? – спросила Валентина дочь, когда та садилась в машину и положила фотографии на заднее сидение.

– Теперь да.

– Ну с Богом, – тихо сказала женщина и перекрестилась.

 

12.

Через два часа пути, из динамика телефона Ксении верещал пьяный голос Тамары Сергеевны.

– Сгорел ваш домик! И беда! Беда! Сгорела моя пристройка летняя и часть забора у вашей стороны! Мой мальчик обжег свою руку пока выносил свои ящики со стеклотарой из пристройки! Когда приедете нам забор чинить?

– Никогда… Ксения не стала дожидаться ответных воплей соседки, повесила трубку и заблокировала ее номер.

Теперь Ксюша позвонила Сабише и объяснила той, почему Валентина пока поживет у них…

Сабиша встретила их в воскресенье вечером дома. Она приготовила к их приезду ужин и заварила свежий чай. Тепло и уважительно поприветствовала Валентину Михайловну и даже пыталась начать с ней какой‑то диалог о том, как прошла дорога и давно ли женщина была в Москве в последний раз, но та что‑то бесконечно бормотала и единственное, что можно было расслышать это имя «Тема».

Ксюша провела мать в свою комнату, уложила в постель и включила той канал со старыми советскими фильмами. А сама пошла прибираться на кухне после ужина.

– Она совсем плоха…, ‑сказала вошедшая на кухню Сабиша Ксюше, что крутилась у раковины.

– Да, я знаю. Она и раньше уходила в себя, но вернуть ее было проще, и она не теряла так часто и так подолгу связи с реальностью. Болезнь усугубилась, я не могла оставить ее там одну, среди этих людей, они могли обидеть ее, побить или что еще хуже, – голос девушки звучал уверенно, но сама она тряслась, на глазах навернулись слезы. Домыв посуду, она повернулась лицом к подруге.

– Я понимаю все, правда. Моя прабабушка была в деменции, это было страшно… нам, близким. А сама она не понимала своего положения и может это было благом для нее. И она тоже уходила так, как твоя мама и блуждала по селу, мы находили ее, приводили в порядок. А на следующий день, все повторялось. Просто запереть ее дома не было безопасным и потому с ней всегда кто‑то оставался дома, так мы прожили восемь лет, – закончила свой рассказ Сабиша, садясь за стол и держа в руках лист бумаги.

Ксения села напротив подруги.