Слёзы Иссинир

Добравшись до лестничного пролета, я увидела Анабэль. Она была одета в то же платье, что и утром, словно совсем не ложилась спать. Улыбнувшись, она махнула рукой в сторону.

– Идем.

– Куда? – недоумевая с каждой минутой все больше, спросила я. Босые ноги подмерзали от прохлады каменного пола. Только сейчас я поняла, что встав с постели, забыла надеть тапочки, которые утром мне принесла Милифтина с еще несколькими необходимыми вещами.

– Если скажу, сюрприза не выйдет, – Анабэль подмигнула мне. Она была необычайно весела и дружелюбна, только подогревая мое недоумение к происходящему. Легкая тревога танцевала страстный танец с любопытством, заставляя забыть о замерзших ногах. Я послушно шла за Анабэль по переплетениям тугой тьмы и невесомого света луны. Минув несколько лестничных пролетов, мы оказались в одном из коридоров, практически полностью занавешенным лунной вуалью. Ночь взирала на нас сквозь огромные окна. Это место казалось мне знакомым.

– Нам сюда, – торжественно объявила Анабэль.

Она остановилась у одной из дверей и заговорчески улыбнулась мне, открывая ее. Подкравшись к ней, я осторожно заглянула в помещение, и вскрикнула от страха. Я попятилась, но Анабэль с силой толкнула меня внутрь, и вошла следом, захлопывая дверь. Взгляд ее изумрудных глаз сквозил холодной сталью, которая вспарывала мешок с моими самыми страшными кошмарами, выпуская их наружу. К ее губам прилипла злая усмешка. Анабэль наступала, с каждым шагом сокращая расстояние между нами. Она теснила меня к той самой черной двери, на которую я случайно наткнулась днем.

– Анабэль, что ты делаешь? – пытаясь сохранить самообладание, спросила я, но виконтесса мне не ответила. Рванувшись вперед, я попыталась обойти ее сбоку, но она ловко изловила меня и с невероятной для девушки силой, толкнула меня к обратно двери. Воздух рядом с ней вибрировал, по черному металлу пробегали красные отблески, точь‑в‑точь, как привидевшийся мне блеск в глазах графа Рангвальда. Я почти физически ощущала странную жажду, от которой воздух тяжелел с каждой секундой, наполняясь солоноватым запахом крови.

– Зачем ты это делаешь?! – крикнула я наступающей на меня Анабэль, глаза которой потемнели и теперь резонировали красными переливами с дверью.

– Хозяин так хочет. Жертва ради спокойствия хозяина, – ее слова рассыпались по воздуху шелестом сухих листьев. Я снова попыталась обманом прорваться к выходу, но виконтесса поймала меня. Сжав мое запястье, она резко дернула меня вперед, свободной рукой распахивая зловещую дверь. За ней была непроглядная тьма, вырвавшаяся наружу туманными черными и красными нитями, потянувшимися ко мне. Я закричала и забилась в попытке высвободиться из железной хватки Анабэль, но она даже не шелохнулась. Нити, точно щупальцы медленно обвивались вокруг моих ног, жаля кожу колючим холодом. В легких больше не хватало воздуха, чтобы кричать. Силы утекали из тела словно кровь, пущенная из крупной артерии – быстро, толчками, опустошая меня досуха. Шепотом я просила Анабэль остановиться, но она смотрела на мои муки с наслаждением убийцы. Отчаяние заполняло мой угасающий разум, давая понять, что мне уже не спастись. Меня затягивало в темноту, клубившуюся за дверью.

Сквозь обволакивающую меня тишину вдруг прорвался отдаленный стук, который с каждой секундой звучал все громче. Нет, это был не стук, а шаги, которые приближались, вырывая меня из объятий безразличия. Чьи‑то руки схватили меня и снова бросили в темноту.

 

* * *

 

Мне показалось странным, что мир за чертой смерти выглядит так же, как моя комната в замке Ардскол. Значит, за свои грехи я попала в Долину Возмездия, где оживают самые страшные кошмары, которые терзают душу до тех пор, пока она не достигнет искупления или не угаснет навсегда. Неужели, мой худший кошмар – это Ардскол, в котором я буду заперта вечность?

Безразличие лежало на душе неподъемным прессом, прижимающим к кровати и мое тело. Потолок был вымазан в оттенки раннего утра размашистыми штрихами восходящего солнца.

Прошли года, прежде чем я смогла повернуть голову, чтобы посмотреть в окно, обнаружив в кресле возле него Милифтину. Служанка не спала. Неподвижной статуей она смотрела в окно.

Я попыталась пошевелиться, позвать ее, но онемевшее горло не пожелало издать ни звука, как ослабленное тело не отозвалось на мои попытки дернуть хотя бы пальцем. В одно мгновенье страх вытеснил безразличие. Неужели меня парализовало?

Эта мысль прокатилась по всему телу болезненной судорогой, доказывая обратное. Горло захрипело, а пальцы сжали простынь. Запоздалое осознание того, что я все еще жива, пролилось яркими красками в серость и пустоту еще не до конца пробудившегося разума. Сложно было сказать, радовала меня жизнь или все‑таки печалила.

– Вы проснулись? – спросила Милифтина. От ее неожиданного появления рядом с кроватью я дернулась. Как она умудрилась так быстро и бесшумно подойти? Впрочем, мои реакции сейчас оставляли желать лучшего, не удивительно, что я ничего не услышала.

– Почему мне так плохо? – слабым голосом прошептала я, едва выдавливая из себя слова.

– Вы ничего не помните? – Милифтина присела на край кровати, – вы ходили во сне и упали с лестницы. Тамаш нашел вас на лестничном пролете этажом ниже. Ему пришлось дать вам сильное обезболивающее, поэтому вы так слабы. Думаю, вам нужно еще поспать.

Голос служанки не был мелодичным, но ее слова странным образом убаюкивали, и уже через несколько секунд мое сознание нырнуло в объятия сна.

Проснулась я только к вечеру, когда солнце уже практически скрылось за горизонтом. Вынырнув из небытия, лишенного сновидений, я чувствовала себя бодрой, словно проспала несколько дней, а не часов. На тумбочке и чайном столике лежали мои дневники и тетради с письменными принадлежностями. Увидев их, я удивленно заморгала, и поднявшись с кровати, дотронулась до гладкой, потертой в некоторых местах голубой обложки личного дневника, в который я записывала свои воспоминания, страхи и необычные сны. Знакомые ощущения прокатились от кончиков пальцев до груди приятным теплом. Частичка моего дома, которая хранит в себе всю меня, домашний уют, Крину, дядю и Ригана. Каждая страница пропитана ароматами цветов, дождя и печеного хлеба, каждая может заставить улыбнуться или взгрустнуть. И именно эта частница всколыхнула во мне притихшее чувство ненависти к Ардсколу и его обитателям. Ведь это они отобрали у меня мой настоящий дом.

Смахнув злые слезы, я вскочила с кровати и подошла к шкафу. Он оказался заполнен моими вещами лишь на половину, остальную занимали новые дорогие наряды, которые я видела впервые. Сама мысль, что эти люди решили одевать меня в том, что им вздумается, словно безвольную куклу, ошпарила кровь. Не помня себя от ярости, я начала срывать новую одежду с вешалок и бросать ее на пол.

Когда в дверь постучали, я вздрогнула и посмотрела на учиненный мной хаос свежими глазами, словно только что опомнилась. В комнату заглянула Анабэль. Она была в хорошем расположении духа, но ее улыбка угасла, стоило виконтессе увидеть лежащий на полу ворох платьев.

– В чем дело? – поинтересовалась она, входя в комнату и закрывая за собой дверь.