Слёзы Иссинир

С трудом выбравшись из пруда, я упала на траву и лишь на секунду закрыла глаза. А когда открыла их вновь, вокруг опять клубилась темнота. Но она постепенно отступала под натиском тусклого алого пламени, которое разгоралось на стенах и полу. Оно ластилось к одежде и лизало кожу, но было на удивление холодным. И все же от неожиданности, я отшатнулась и застонала, ощущая болезненную пульсацию в пальцах, которая быстрыми толчками взбиралась все выше по рукам. Голова, укутанная одеялом мрака, медленно наполнялась мыслями, поэтому я не сразу поняла, что неотрывным взглядом смотрю в одну точку.

Когда окончательно пробудившееся сознание встрепенулось от цепкого транса, а взгляд прояснился, я застыла в ужасе. Алым пламенем, которое привиделось мне, оказался свет луны, лившийся сквозь окно.

Охватившее мое тело холодное онемение свело горло тугим спазмом, как скручивают мокрое полотенце, чтобы его выжать. Крик так и застыл в груди, не сумев протиснуться сквозь голосовую щель.

На стекле чем‑то красным был нарисован закрашенный круг, словно специально довершая силуэт новорожденного месяца, горящего тонким и невероятно ярким серебряным серпом в ночном небе, до полной луны. Под изображением круга в его тусклом свете зловеще горели кровавые символы, отбрасывая на пол багровые тени. Переодетые в цвета злого близнеца лунные лучи ложились на стены карминовыми отблесками, выкрашивая затаившиеся в углах тени в оттенки бардового.

Что‑то теплое капнуло мне на босую стопу и стекло на пол. Не в силах выдавить из себя ни звука, я медленно опустила взгляд, отгоняя подступающее мгновенье истины. Кровавая дорожка резко контрастировала на белой коже. Ночная рубашка тоже оказалась заляпана кровью, как и мои собственные руки. Поднеся их к лицу, я только сейчас осознала, почему они так болели. Содранные до мяса пальцы продолжали сильно кровить. Ногти были обломаны почти до середины ногтевого ложа, словно я что‑то ими копала или пыталась открыть.

Растерянно оглядевшись по сторонам, я только сейчас в полной мере осознала, что нахожусь в своей комнате, вопреки стойкой уверенности в том, что всего пару секунд назад я лежала на траве в парке под рассветными лучами солнца. Разум дробился под натиском накатившего безумия и непонимания, что есть сон, а что явь.

Холодея от осознания того, что написанное на стекле – моих рук дело, я осторожно подкралась к окну. На измазанном кровью подоконнике тоже были нацарапаны символы. Впитав кровь, они ярким багрянцем выделялись на фоне светлого дерева и неаккуратных бледно‑красных линий, как будто бы оставленных кистью неумелого художника.

Сейчас мне отчаянно хотелось верить, что это очередной кошмар, так похожий на явь. Я проснусь, и он рассыплется как песочный замок, случайно задетый неосторожным движением руки.

Но если это и впрямь был сон, то он казался неподвижным столбом, который стоял на границе реальности, не пропуская меня за черту красных теней.

Хотелось позвать на помощь, пусть это даже будет моя странная служанка, суровая виконтесса Анабэль или сам пугающий до ледяного ужаса граф Рангвальд, лишь бы не быть сейчас наедине с этими зловещими знамениями в объятиях кровавых лучей. Но голос, как внезапно предавший друг, не облачился даже в тихий шепот. Я могла лишь молча глотать ртом воздух, немая как рыба, выброшенная на берег беспощадным прибоем, и такая же беспомощная.

С трудом передвигая ноги, словно бы закованные в тяжелые кандалы, я развернулась и пошла к двери. Руки дрожали настолько, что не сразу получилось до конца опустить ручку. Из коридора на меня воззрилась безликая тьма, полностью поглотившая очертания стен и предметов. Лишь узкая полоска красного света, скользнувшая сквозь приоткрытую дверь, смогла раздвинуть ее плотную завесу, но этого было недостаточно, чтобы заглянуть за нее.

– Что такое? – раздался из темноты чей‑то голос, заставив меня оцепенеть от новой волны страха. Он точно не принадлежал Милифтине. Метнувшись обратно в комнату, я захрипела и попыталась захлопнуть дверь, но чья‑то сильная рука схватилась за боковую панель, не позволив мне ее даже сдвинуть с места. В комнату вплыл темный силуэт с бледной маской вместо лица, и я, наконец, смогла закричать, бросившись было к двери в ванную, когда меня схватили за плечо холодные пальцы и совсем легко дернули назад. Едва не упав, я неловко повернулась и узрела перед собой вовсе не безликого фантома, а Тамаша. Черная одежда подчеркивала его бледность, что и вызвало сходство со сверхъестественными силами.

Я так и замерла в одном положении, чувствуя, как облегчение живительным теплом разливается по телу. Но в ту же секунду оно превратилось в тугой раскаленный прут, сжавший меня в стальных объятиях, стоило только вспомнить расчлененные трупы, покрытые оккультными символами. Лишь чудом мне удалось сдержать подкатывающий приступ паники и убедить себя в том, что Тамаш не знает о моем визите в его лабораторию.

Юноша внимательно изучил мой внешний вид, посмотрел на мои окровавленные пальцы, только потом взглянув на окно.

– Дела, – тихо протянул он и отвернулся. Зачем‑то закатав рукав черной рубашки, он как будто пытался что‑то рассмотреть на своей коже. Сама не понимая, зачем делаю это, я слегка подалась в сторону, чтобы посмотреть, что делает Тамаш. Увидев черный символ на его руке, напоминающий глаз, я поперхнулась собственным вскриком, издав нечто похожее на придушенное карканье.

Черное Око! Подобное изображение я видела в книге учителя истории! Все сомнения, что обитатели этого замка – чокнутые сектанты, выветрились подобно едкому дыму, оставив только кристально чистое убеждение в правдивости ранних подозрений. Вжавшись в стену в попытках просочиться сквозь нее, я лихорадочно соображала. Все снова казалось сном, пусть и слишком осязаемым. И мне хотелось верить в нереальность происходящего, но самым страшным оказалась неспособность отличить сны от яви, что веяло стойким ароматом сумасшествия. Может быть, я действительно просто схожу с ума от неспособности принять перемены в своей жизни?

Дверь комнаты открылась, впуская в красный сумрак Анабэль и Милифтину, которые одновременно застыли, увидев мои художества на стекле.

– Уведи ее отсюда немедленно! – прошептала Анабэль, то ли изумленно, то ли обеспокоенно взглянув на меня. Я не знала, как себя вести. Сейчас, чтобы я ни попыталась сделать, все обернется полным провалом. Я совершенно одна, и бессильна против древнего кровавого культа. К тому же не в силах сдержать в узде собственное безумие. Противоречия и непонимание рвали меня на куски, заставляя сомневаться во всем.

– Миледи, – прошептала Милифтина, в мгновенье ока оказавшаяся рядом. Вздрогнув, я попыталась отшатнуться, но она меня опередила, ловко поймав мои запястья в оковы прохладных цепких пальцев.

– Тамаш, поторопи Идриса, – велела Анабэль без прежней твердости в голосе. На ее лице белой вуалью лежало совершенно нечитаемое выражение. Она медленно подошла к окну, разглядывая загадочные символы, выведенные застывшей кровью.

Позволив себя увести из комнаты, я почувствовала облегчение, что больше не вижу кровавых рисунков и нахожусь подальше от тех двоих, пусть и в сопровождении служанки.

В спокойной обстановке круглой комнаты, расположенной в одной из башен и полностью застекленной панорамными окнами, я осталась наедине со своими чувствами, закрывшись от внешнего мира. Голова кипела от избытка мыслей, как переполненный котел.