Слёзы Иссинир

Я разглядывала его с легкой опаской и недоумением. Недоверчиво взглянув на руку, в которой держала записку, я машинально растерла пепел по ладони, и почувствовала приятное покалывание в руках от вновь затлевшего уголька надежды, казалось бы, давно утонувшей в отчаянии. Сердце дрогнуло, но по коже вопреки всему пробежался мороз. В голове панически забилась мысль, что у меня снова ничего не получится. Нет никакой надежды, что мне удастся выбраться отсюда. Каждый раз, когда я пыталась, я вновь просыпалась в этой комнате.

Обхватив голову руками, я рухнула на пол, чувствуя, как сознание разрывается на мелкие куски, истекающие хаотичными мыслями обо всем и ни о чем. Тело затрясло в панике. Я пыталась хватать ртом воздух, но его не хватало. Во внезапно растелившейся перед глазами темноте засверкали молнии.

Очнулась я на полу, все еще тяжело дыша. Голова болела, тело пылало огнем. Осторожно поднявшись, слегка затуманенным взглядом я оглядела комнату и наткнулась на кристалл, все так же лежащий на ковре. Осторожно приблизившись к нему ползком, я наклонилась. С виду он казался обычной стекляшкой с той лишь разницей, что не ловил и не отражал свет. Его темные грани уходили вглубь размытой серости минерала ломанными трещинами. Кристалл казался плевком в законы природы, в саму реальность. Не знаю, откуда взялось подобное ощущение, но чем дольше я смотрела на этот камень, тем более стойким оно становилось.

Осторожно коснувшись поверхности, я ощутила его прохладу. По руке прокатилась неприятная вибрация, превращаясь в болезненную судорогу, скручивающую тело. В глаза бросилась пелена кровавого тумана. Его клубы вихрились и складывались в силуэт человека, висящего вниз головой.

Резко одернув руку, я рухнула на пол, продолжая смотреть на камень, в гладких гранях которого, мне почудились красные отблески и чье‑то лицо. Тяжело дыша, я перевернулась на спину и наблюдала за игрой света на потолке до тех пор, пока последние отголоски боли окончательно не выветрились.

Как Ригану удалось передать такое послание? К кому за помощью он обратился? В нашем маленьком городке кариннов не водилось, как и во всей округе. Насколько мне известно, каринны вели достаточно затворнический образ жизни в своем закрытом городе Каринниуме, и не особо любили кому‑либо помогать.

Руки нервно задрожали, но я тут же больно ущипнула себя за бедро. Нужно собраться и продумать, как попасть в сад и не быть пойманной, а уже потом разбираться, кого Риган задействовал в организации моего побега. Да и какая разница, если все получится?

Но сначала нужно пересилить страх, который давил мою волю. Я не могла даже избавиться от мысли, что все происходящее нереально. Чем дольше я пыталась себя убедить в осязаемости надежды о свободе, тем чаще меня посещали сомнения, что этого не стоит делать. Но я всеми силами затолкала мысли о том, что могу быть опасна для окружающих, в самую дальнюю комнату сознания, и сосредоточилась на ощущении свободы. Только оно могло вернуть мне уверенность и вдохновить на очередную попытку.

Я стояла на коромысле, соединяющем две чаши весов – на одной были страх, безумие и кошмары, а на другой – вся моя прошлая жизнь, казавшаяся такой далекой. Нужно было заставить себя скатиться на сторону второй чаши, но каждый раз, когда я представляла свой побег, грудь холодела от страха, а слезы неудержимым потоком катились из глаз. Я чувствовала внутри себя неприступную стену. А потом поднималась злость на свою беспомощность, на ощущение себя загнанной в угол жертвой, на которую наставили копья.

Наступали минуты просветления, когда сомнения и боязнь отступали, давая возможность вдохнуть полной грудью и подумать над планом возможного побега. Времени было в обрез, и я пыталась заставить себя поверить в то, что все происходящее сейчас – настоящее. В противном случае, если это окажется еще одним сном, я ничего не потеряю, кроме еще одной грани здравого смысла. Но если я упущу шанс освободиться, другого может не быть. Дядя Рикхард говорил, что человеку лишь однажды выпадает шанс изменить свою жизнь, и главное – его не упустить. Второй судьба дает очень редко, поэтому пропустить первый – большая роскошь.

Я думала о дяде, о Крине и Ригане, чтобы помочь самой себе нащупать нить, связывающую меня с моей настоящей жизнью. Все остальное неважно, все остальное – просто кошмар, из которого я вот‑вот вырвусь. С остальным можно разобраться позже. Я представила свою цель серебряной монеткой из пруда, полностью сосредоточив на ней мысли, и все прочее, как и в прошлый раз, стало просто декорациями и отошло на задний план.

И так, представляя монетку, я более‑менее заставила себя думать о побеге. Вариант напроситься на прогулку отпал сразу, словно высохшая дорожная грязь. Ко мне сразу приставят Милифтину, которая придушит меня стоит только дернуться. К тому же, меня могут вообще не выпустить из комнаты.

Вспомнились ее сильные руки, вцепившиеся в мое горло словно клещи. Поперхнувшись вдохом, я удивилась, что не обнаружила на шее синяков.

Но и просто так выйти не получится. Меня либо караулят, либо запирают дверь. Если бы только найти способ ее открыть.

Я окинула стены замка задумчивым взглядом, вспоминая книги, что читала еще будучи свободной. Были среди них и приключенческие романы и учебник по архитектуре, наталкивая теперь на мысль о потайных ходах. В любом замке обычно имеется подобная система. Эту моду ввели в свет представители знати так давно, что все историки до сих пор теряются в догадках, когда же это на самом деле случилось. Большинство королей и лордов из‑за высокого положения почти всегда страдали паранойей и манией преследования, поэтому архитекторы и зодчие создали системы секретных туннелей. Если я правильно помню, их насчитывалось ранее около девяти видов. К нашему времени осталось только четыре, учитывая, что помимо моды на тайные ходы, аристократы ввели моду на убийство тех людей, которые эти ходы проектировали и строили, дабы они унесли эту тайну с собой в могилу. Вот некоторые талантливые архитекторы и унесли секрет нескольких видов ходов на тот свет.

Однако идея с потайными туннелями имела множество недостатков, главным из которых была нехватка времени на их поиски, не говоря уже о том, что я могла в них попросту заблудиться. У меня есть лишь один шанс сбежать отсюда – сегодня на закате. А это значит, нужно придумать, как отпереть дверь и отвлечь в случае чего моих надсмотрщиков.

В замочной скважине послышался щелчок, и в комнату ожидаемо вошла Милифтина. Увидев служанку, я нервно дернулась, а затем замерла, молча наблюдая за ее действиями. Посмотрев на меня ледяными глазами, от которых внутри все покрылось инеем, она усмехнулась и поставила поднос с едой на столик, забрала пустой, и так же молча покинула комнату, не забыв запереть дверь.

По логике, если она это сделала, значит, не должна меня караулить, а это отметало одну из проблем.

Запах свежеиспечённых булочек и мягкий аромат кофе заставили желудок молить меня о пощаде. На какое‑то мгновенье я почувствовала, как дрогнула моя решимость не есть приносимую мне еду. Я не помнила, когда в последний раз ела и уже чувствовала охватившую тело голодную слабость. Но я не могла позволить себе упустить шанс распрощаться с этим проклятым местом из‑за таких примитивных нужд, как голод. Рабство желудка – плохая черта.

К полудню я все же обошла комнату, ощупала все стены и канделябры в поисках потайного хода, но так ничего и не обнаружила. Но я не унывала и не сдавалась в этот раз. В крови плескалось радостное возбуждение от предвкушения побега и встречи с Риганом и Криной. Слабому огоньку надежды все‑таки удалось разгореться и возобладать над страхом, подстегнув меня к действию. Поэтому я не обратила внимание даже на ворчание зашедшей за подносом Милифтины о переводе на меня продуктов.