Слёзы Иссинир
Застыв в нескольких шагах от окна, я медленно втянула воздух, стараясь не спугнуть мысль. Откуда я знаю, что у меня есть наследство? Случайно пришло на ум? Нет, скорее всего проскользнуло из подсознания. Наверное, точно так же я узнала замок, когда увидела его из парка. Если не зацикливаться, можно вскользь выхватить из памяти еще какие‑нибудь события прошлого.
Тревога не разжимала вцепившиеся в меня пальцы ни на секунду. Мне было страшно осознавать, что я нахожусь в том месте, где убили людей. Что если это на самом деле не было сном? Я успокаивала себя лишь оправданиями, что земли вокруг не иссушены и не испещрены черными сосудами, как и стены замка. Там все было по‑другому. Даже воздух был пропитан отравляющим сознание ядом тлена.
Неспособная усидеть на месте дольше минуты, я металась по комнате, мне было необходимо двигаться – стоило только присесть, и мысли становились вязкими, едва копошась в голове. Я пыталась понять, нахожусь ли здесь в безопасности или стоит попытаться выбраться отсюда.
День проскользнул мимо меня незаметно, словно мышь мимо спящего кота. Когда я выглянула из окна, закатная корона солнечных лучей уже коснулась линии горизонта, вызолачивая облака и сжигая небесную лазурь в алых языках пламени, словно бы принося ее в жертву подступающим вечерним сумеркам. Спокойная гладь озера напоминала пылающий осколок неба, упавший между скалой с замком Рангвальдов и тонкой полоской дальнего берега. Уже знакомая часть парка утонула в красных тенях, вымазав сочную зелень в оттенки бардового и темно‑оранжевого.
Пальцы невольно скользнули по полированному дереву подоконника, споткнувшись о царапину, а затем об еще одну. Под рукой оказались накарябаны непонятные символы, совсем не походившие на слова родного языка. От них веяло чем‑то зловещим. Стоило взглянуть на кривые линии, выделяющиеся на фоне светлого дерева бардовыми и белыми дефектами, и кожа ощетинилась холодными мурашками. Перед глазами яркой искрой вспыхнуло воспоминание собственных пальцев, содранных в кровь с поломанными до мяса ногтями. Забытым отголоском о кончики пальцев ударилась боль, неприятная до скрежета в зубах, как звук веника, метущего по земле или каменным плитам. Те же символы были написаны кровью на стекле под нарисованной кровавой луной.
Невольно отшатнувшись как от огня, я посмотрела на собственные ногти, только сейчас заметив подпиленные неровности в тех местах, где они были особенно коротки.
«Что с ее руками?»
«Кроме обломанных ногтей и следа не осталось»
Склизкий комок страха на несколько мучительных секунд задушил вдох, наполняя легкие ледяным огнем. Содрогнувшись как от порыва холодного ветра, пробирающего до костей, я несколько раз моргнула, пытаясь смахнуть страшное видение, как капли воды с ресниц. Если бы это было так же легко! Кровавые символы впечатались в память, словно их вырезали на подкорке раскаленным скальпелем.
Догорающие в золотисто‑алой агонии заката лучи ударили в окно и потекли по его гладкой поверхности ровным потоком, снова на долю секунды нарисовав картину из памяти. Сдавленный крик, вырвавшийся из пересохшего горла, спугнул воспроизведенный памятью образ. Стараясь не смотреть больше на окно, я отдышалась, возвращая размеренное дыхание. Еще раз взглянув на свои пальцы, я снова подкралась к подоконнику, будто бы на нем спала змея, которая в любой момент могла проснуться и укусить, и взглянула на таинственные письмена. В красном свете последних лучей они казались еще более зловещими, чем поначалу. В них словно пульсировала кровь и некая тайна, несущая в себе темноту. Я не могла объяснить подобные ассоциации, они неясными образами вспыхивали в сознании, но также не поддавались детализации, как мои попытки вспомнить прошлое прикосновением к платьям.
Теперь уверенность в собственном здоровье, которая до этого была тверже гранита, не смотря даже на заверения прислуги в обратном, пошатнулась как земная твердь во время землетрясения. Что если я все же больна? Иначе почему я накарябала неизвестные мне символы на подоконнике ценой сломанных до крови ногтей? Что они означают? И вид кровавой луны словно был дурным знамением, которые порой изрекают провидцы или сумасшедшие. Теперь я и сама едва ли могла считать себя нормальной. С другой стороны, кто вообще устанавливает границы нормальности, когда, по сути, они довольно абстрактны? Разве быть сумасшедшим не означает быть честным с самим собой?
В размышления об этом медленно вторгалась наползающая на небесный свод темнота, несущая на своем пышном павлиньем хвосте сверкающие драгоценные камни звезд. В какой‑то момент реальность размылась, как краски на холсте от пролитой по неосторожности воды, а затем резко очертилась, собравшись воедино как мозаика.
Небо за окном было бездонно‑черным. Не осталось и следа еще теплящейся вдалеке светло‑голубой полоски. Казалось, она исчезла от одного взмаха ресниц.
Больше всего меня напугал внезапно возникший рядом со мной молодой мужчина в черном костюме военного формата. Он держал меня за руку и изумленными серыми глазами взирал на меня. Удивление было настолько сильным, что практически парализовало мое тело. Даже в голове витала несвойственная ситуации пустота.
Между нами висела онемевшая тишина, сквозь которую мы взирали друг на друга, как будто бы впервые видели своего визави. В одно мгновенье я поняла, кто передо мной. И вслед за этим пониманием лавиной сошли воспоминания, сметая прочь оцепенение. От моего удивленного вскрика неподвижное молчание раскололось подобно стеклу, осколки которого зазвенели в ушах напряженным сопрано.
Отпрянув от графа Рангвальда, я задушила панические вопли, рождающиеся в груди, и снова замерла в наполненном страхом ожидании. Рука моя легко выскользнула из его прохладных пальцев. Изумление на лице графа сменилось холодным безразличием. В глазах на мгновенье серебристым огнем полыхнул гнев, и снова все покрылось серой коркой льда. Меня почти физически толкнула в грудь его мимолетная вспышка. Гнев и неприкрытая ненависть были адресованы мне. Но чем я их заслужила, я не могла понять.
Резко развернувшись, граф Рангвальд черным вихрем выскочил из комнаты, двигаясь быстро и при этом грациозно, как дикий кот. Он не бежал. Его шаг был тверд и точен, словно военный марш.
– Идрис! – едва успела крикнуть я вслед уже хлопнувшей двери. Я с запозданием подалась за ним, и вздрогнула от треска, с которым закрывшаяся дверь отсекла всякие мысли о попытках догнать графа Рангвальда.
Вопросы, как вспышки фейерверка вспыхивали уже после того, как в комнате снова воцарилась тишина, наполненная свежестью вечернего воздуха.
Когда граф появился в моей комнате? Что произошло? Почему он выглядел таким удивленным и так быстро ушел?
