Страницы минувшего будущего

И новостная программа, и та, в которой стажировка проходилась, принадлежали Первому каналу Останкино, уютно расположившемуся на первой кнопке каждого российского телевизора. Совсем молодой, собственно, как и сама страна, канал, недавно отпраздновавший полугодие, пришёл на смену «Первой программе ЦТ», канувшей в лету вместе с Советами. Хотя, по сути, сменилось лишь название да председатель телерадиокомпании, под эгидой которой и вещался Первый канал.

– А кем тебя? – в Лёлькином голосе мелькнули нотки едва различимой настороженности, когда она изучала цепким взглядом исписанную бумажку, словно надеясь прочесть в ней нечто сокрытое.

Агата плечами пожала.

– В какую‑то корреспондентскую группу, вроде как в помощь. Сама же знаешь, с чего начинать приходится.

– Это да, – Оля усмехнулась и вернула бумажку. – Я их что‑то по фамилиям так вспомнить не могу, вот если бы увидела… думала, смогу рассказать чего интересного.

– Да, пустяки, – Агата махнула рукой. – Два – сто три как найти?

Митрохина выглянула в коридор, движение по которому благодаря неведомой силе уменьшилось раза в три, и махнула рукой куда‑то вправо от себя.

– До поворота, потом налево, по правой стороне будет, не ошибешься.

– Спасибо, – Агата улыбнулась и обхватила Ольгу за плечи.

– Ты в гости заходи, чаю попьем, ребят повидаешь.

– Обязательно! Ладно, побегу, а то мало ли, что. Удачи тебе!

– И тебе! – Оля быстро чмокнула Агату в висок и, поймав кого‑то взглядом, со звонким возгласом «Ну‑ка, Лёш, погоди!» испарилась.

В телецентре воздух даже каким‑то особенным казался, тёплым, с нотками пыли, смеси самых разных духов и чего‑то ещё, совершенно неразличимого и оттого пленявшего. Сделав глубокий вдох, Агата прикрыла глаза, и губы сами собой расползлись в блаженной улыбке. Бывать здесь в последний раз доводилось каких‑то три недели назад, а казалось, словно не меньше года минуть успело. И сам воздух, как же его не хватало! Не хватало всего, на самом деле – и вечно спешивших куда‑то сотрудников, и табличек «Тихо! Съемка!» на дверях некоторых студий, и местами разбитого пола, и обшарпанных серых стен… помещение внешне не вызывало восторгов – да, собственно, как и любое другое в эти годы, – однако с лихвой компенсировало непрезентабельную оболочку внутренней атмосферой.

Прямо по коридору, затем налево… Агата прибавила шаг, поглядывая на номера кабинетов, и почувствовала вдруг, как привычный страх вновь пробрался под тонкую ткань рубашки клетчатой, заставляя спину и плечи покрываться колючими мурашками. Как‑никак, первый рабочий день, первое настоящее непосредственное руководство. А если не понравится? А если она там вообще не нужна?

Так, стоп.

Агата даже замерла на несколько секунд и вновь тряхнула копной пережжённых краской волос. Человек им нужен точно – о том сказали в кадрах чётко и ясно. А не понравится… так то, в принципе, логично, ведь нет такого человека, который бы нравился абсолютно всем.

Наверное, нет.

Тоненький внутренний голосок, противно попискивавший и вгонявший в страх, был кое‑как послан по известному адресу, и Агата сделала пару шагов, прежде чем замерла, как вкопанная.

Пальцы намертво вцепились в папку из‑под документов.

Два – сто три.

Беспомощно оглянулась и выдохнула как можно тише. Здесь даже людей не оказалось, и о жизни в этой части телецентра напоминал лишь свет матовых ламп под потолком с местами осыпавшейся побелкой да приглушенные голоса где‑то в отдалении. Мурашки вновь дали о себе знать, а тонкий голосок опять завёл давно известную пластинку.

Да что же это?

И прежде, чем вновь позволить страху взять над собой верх, Агата постучала в покрытую тёмной краской дверь и толкнула её.

Даже выдохнуть забыла.

Кабинет оказался небольшим и, словно на контрасте с ярко освещённым коридором, погруженным в пусть очень лёгкий, но полумрак. Темноту дополняли выкрашенные в коричневый стены и отсутствие окон. В первые пару секунд Агата, прикрывшая за собой дверь, даже зажмурилась, привыкая к резкой смене освещения.

– З‑здрасьте…

За одним из письменных столов, заваленных разномастными кипами бумажек, плёнок и проводов, сидел мужчина лет тридцати, ловко орудовавший ножницами над длинной плёночной лентой. Под левым его локтем располагалась бутылочка прозрачного клея с опущенной в неё кисточкой. Второй мужчина лежал на стареньком диване затылком к двери, вытянувшись во весь рост, и лениво потягивал, судя по запаху, кофе. На её «здрасьте», впрочем, отреагировал лишь один из мужчин.

– Здрасьте‑здрасьте, – тот, что монтировал пленку, отвлёкся от своего занятия, развернулся на стуле и смерил вопросительным взглядом.

Агата сглотнула.

– М‑меня… мне нужны Ситников и Кравцов, – пальцы ещё сильнее вцепились в папку и смяли несчастный клочок с посланием Стрелецкого.

– Ну, есть такие, – мужчина усмехнулся и повёл рукой в сторону по‑прежнему проминавшего диван мужчины. – Он – Кравцов, я – Ситников.

– Меня к вам из отдела кадров послали… помощником корреспондента.

Тот, который Кравцов, обернулся, бросил на Агату быстрый взгляд, отвернулся и вновь отхлебнул свой кофе. А Ситников, явно с трудом подавляя рвавшееся наружу удивление, дёрнул шеей и натянуто улыбнулся в попытке выглядеть доброжелательно.

– Помощником? А как звать тебя?

– Агата.

Кравцов громко фыркнул и обернулся вновь. На сей раз зрительный контакт продлился на пару мгновений дольше, но разорвался в той же последовательности, что и первый.

– А у нас что, все подряд уже псевдонимы себе берут?

Повисла тишина.

Стало обидно до такой степени, что даже губы надулись как‑то сами собой. Язвительный выпад пришёлся прямо в точку, и Агата смерила тёмный затылок взглядом исподлобья.

– Это родное, вообще‑то.

В ответ лишь фыркнули вновь. Ситников, наверное, решив прийти на помощь, подался чуть вперёд, привлекая тем самым внимание успевшей растеряться Агаты.

– Ну, – голос его, в отличие от голоса напарника, был преисполнен нотками усмешки, да и взгляд казался хитроватым, – и кто же тебя послал?