Странные дела, или Женька ищет мужа

– Да не боись, Сашка! И ты в сторонке постоишь, и говорить‑то тебе ничего не надобно. Сама управлюсь.

– С чем?

– С чем управлюсь? Так с ведьмами проклятыми.

– Тсс… не говори так громко, небось услышат.

– Авось не услышат. – хихикнула я и решительно направилась к высокому каменному забору.

А неплохо у нас ведьмы нынче живут.

Три раза я постучала раритетной ручкой в виде льва, но никакого эффекта это не возымело. Тогда я нажала на звонок, прятавшийся за плющом, увившим забор, и только спустя минуты три услышала шаркающие шаги по ту строну.

– У вас назначено? – скрипнул дряхлый от старости голосок.

– Назначено, – нагло соврала я, но не на ту напала.

– Имя!

«– Имя, сестра, имя… – Назови, назови мне его имя, сестра!» ‑некстати вспомнилось вдруг.

– Ой, ну не назначено, раскусили. Но принять‑то меня можно?

– У нас все под запись. Эмма Григорьевна репетиторствует всего три раза в неделю. Так что извините, ученики расписаны вплоть до следующего лета. До свидания. Приходите к нам еще.

– Чего? Ученики? До следующего лета? Запишите меня тогда на завтра хотя бы…я… тоже ученица. Да, ученица я.

– До свидания, милая. Всего наилучшего. Приходите через год.

Я услышала удаляющееся за забором шаги и крикнула, потрясая огородной находкой в воздухе.

– Эй, погодите! А это что? Ну‑ка впустите меня немедленно! Я должна кое‑что узнать. Слышите меня?!

Но никто так и не соизволил мне открыть ни через минуту, ни через пять, ни через двадцать. Я еще немного потопталась на месте, раздумывая, как бы проникнуть внутрь, но так ничего и не придумав, потопала домой, чуть не забыв про Сашку.

– Зря ты их разозлила… – печально посетовал мне молочник, но я вяло отмахнулась от него.

Странные какие‑то они, тетки эти. Огородили маленький домишко огромным забором, внутрь не пускают, на прием не записывают. Будто скрывают что‑то…

Ну ничего! Я до них еще доберусь.

– Как думаешь, они на самом деле репетиторствуют?

Саня почесал макушку и промычал что‑то невразумительное, пожав плечами. Отличный ответ.

– О, Женя. А пойдём погуляем?

– Так, а мы что сейчас делаем?

– Что?

– Гуляем. – кивнула я, и тут же пояснила, на всякий случай, – До дома.

Саша обиженно надул губы и обратно мы шли в полном молчании. Перед нашей калиткой он неуверенно пожал мне руку и потянулся за поцелуем, только представьте себе, но я резко и очень натурально схватилась за живот и, махнув на прощание рукой, скрылась за дверью дома.

Пронесло…

– Ну что там? – Сандра вновь появилась в коляске и как ни в чем не бывало проехала мимо меня, в сторону кухни.

– А ничего… даже на порог не пустили. Да какой порог, калитку у забора не открыли. Очень странная старушка.

– Репетитор, говоришь? Интересно‑интересно… что же она там такое преподает, карга старая. Ясное дело, не со всеми они откровенны. Придется искать другие пути.

– А найдем ли? – уныло спросила я, порядком устав за этот день.

– Найдем, пигалица. Найдем! В таких случаях завсегда работают народные поговорки. Вот например – кто ищет, тот всегда найдет.

 

5

 

Поход к ведьмам мы на время отложили, потому что у бабушки неожиданно подскочило давление. Да так, что ее чуть не перекосило.

На такой случай у меня на холодильнике давно уже был прикреплён номер соседа, жившего через пару улиц от нас. Сосед этот – бывший военврач, а ныне весьма пожилой пенсионер в отставке. Савелий Пантелеевич Пузин уже лет пятнадцать как вдовствовал, и я не теряла надежды свести свою Христофоровну с таким видным и статным старичком.

Савелий Пантелеевич приехал на допотопной, много чего повидавшей волге, которая когда‑то поражала умы и сердца всех местных зевак. Сейчас же машина едва скрипела и, казалось, вот‑вот развалится на ходу.

Я встретила его у калитки и поспешила проводить к Сандре. Шла я, вереща и причитая, словно сама была глубокой старушкой.

– Отставить причитания! – гаркнул Пузин и, решительно отодвинув меня в сторону, зашел к больной.

Я, само собой, тут же умолкла, послушно замерла на месте и понадеялась на то, что доктор, пусть и бывший, быстренько сделает Христофоровне укольчик и все само собой рассосется.

Но не тут‑то было.

– Что за самовольность? Быстро собирайте документы и тапочки. Будем оформлять. – скомандовал Пузин, а у меня от его слов в сердце похолодело.

– Всё? – обреченно спросила Сандра, – Это конец?

– Не понял! Доложить по уставу, едрить через плечо!

– Ну… ты, Пантелеич, сам же говоришь, документы, тапочки, оформлять. Вот я и думаю, сразу в морг что ли повезешь?

– Отставить ерничать! Нельзя в вашем положении смеяться, кровь к голове прильнет и все. Тогда уж точно тапочки белые готовить надо. – отрапортовал он и ка‑а‑ак крикнул, – Выполнять!

Я тут же суетливо забегала, вспоминая, где наш «тревожный чемоданчик» со всем необходимым. Наконец вспомнила, что он в холле, и еще минут десять искала его там. Оказался он почему‑то у меня в комнате.

– Тебя, Евгения, только за смертью посылать! – Пантелеич погрозил мне кулаком и вновь скомандовал, – Собирайтесь, через пять минут жду вас внизу при полном, как грится, параде!

– Но… как же? Все так серьёзно? – наконец удалось спросить мне.

– Не факт, но! Сандра Христофоровна – не солдат, рисковать не будем.

Ну да, она же только‑только от инсульта отходить стала, а тут на тебе.

Ой‑ой‑ой… как представила вновь, что же я без нее делать‑то буду, так тут же слезы и навернулись на глаза.

– Ну чего ты разревелась, дуреха? – закатила глаза моя старушка, – Пантелеич же просто перестраховывается. Старый он болван, ей богу.

– Болван не болван, а дело свое знает. И вообще, вон как нежно и трепетно к вашему здоровью относится.