Странные дела, или Женька ищет мужа
– Удобно, – просто ответила она и покатилась в сторону кухни.
Я покачала головой, но промолчала. Связываться со вздорной старушкой себе дороже, поэтому лишний раз лучше не гневить ее, чтобы не получить очередную порцию тумаков.
Пять месяцев назад бабушка сломала ногу и вместо того, чтобы как порядочная больная прыгать на костылях, как все нормальные люди, моя Христофоровна решила, что ездить в инвалидном кресле всяко легче. А когда пришло время снимать гипс и начать уже вести обычный и привычный образ жизни, она вдруг заартачилась. Мол, ездить – не ходить, в ногах правды нет, береги суставы смолоду и… ну вы поняли…
Смолоду значит, ну да. Учитывая, что Сандре давно перевалило за восемьдесят назвать ее молодухой при всем моем уважении язык ну никак не поворачивался. Но хозяин барин.
– Доктор сказал, что надо двигаться, – пискнула я, и тут же увернулась от подзатыльника. – А впрочем, руки накачаете!
С Христофоровной мы познакомились пару лет назад. Я приехала к ней в деревню Духовку устраиваться на работу, да так там и осталось. Как бы она меня ни гнала.
Работала у вредной старушки и нянькой, и поварихой и домработницей и вообще всем, кем бы ее душа не пожелала, терпя все выходки и претензии. Впрочем, это не мешало нам вполне мило общаться в минуты просветления и тогда радости моей вообще предела не было, потому что в такие моменты собеседником она была просто великолепным.
В Духовке, маленькой деревне с весьма колоритными и кровожадными жителями, мы прожили недолго. После того, как я раскрыла тайны прошлого местных и нашла убийцу учительницы, Христофоровна решила, что прошлое нужно оставлять в прошлом, спешно выставила усадьбу на продажу, и велела мне прикупить домик у моря, что я и поспешила сделать.
И вот теперь мы уже второй месяц наслаждаемся южным палящим солнцем, ласковым синем морем и Николаичем, как платой за прекрасное.
Когда я, наивная девушка, покупала чудесный дом, увитый плющом и утопающим в розовых кустах, меня никто, ни одна рыжая риэлтор по имени Анжела не предупредила о местной достопримечательности в лице Собакина Георгия Николаевича.
Мужик при виде нас неистово крестился, всякий раз исподтишка так и норовил облить святой водой и чинил всяческие препоны. И можно было бы подумать, что мужик совсем с катушек съехал, однако все оказалось куда прозаичнее.
Все дело в том, что Собакин делал все для того, чтобы участок рядом с ним пустовал как можно дольше, добиваясь от прежней хозяйки, чтобы она как можно больше снизила цену. Николаич надеялся сам купить теперь уже наш дом, пугая своими выходками потенциальных покупателей и доводя бывшую хозяйку до исступления. И кто знает, чем бы закончилось их противостояние, если бы не случай. Однажды Собакин перестарался в огороде и с приступом радикулита был доставлен в местную больничку. И вот под этот шумок, пока его не было, дом быстренько и продали. И угадайте кому?
– Ну что там эта псина, никак не успокоится? – зачем‑то спросила Сандра, хотя сама все прекрасно видела в окно.
– Да куда там, – отмахнулась я, и пошла наверх, чтобы привести себя в порядок после боя.
– А хорошо все‑таки мы устроились, – крикнула мне вдогонку Христофоровна.
Угу. А главное весело…
***
Да чтоб я, да еще хоть раз, да ни в жизнь! И ведь знала, знала, но все равно… эх…
Впрочем, обо всем по порядку.
Утром сегодняшнего дня, когда яркое южное солнце открыло мои тяжелые веки после беспокойной ночи, я и не подумала, что этот день готовит для меня нечто совершенно особенное. В общем, как говорится, ничто не предвещало беды и жизнь шла по накатанной, но не тут‑то было.
Я, ругаясь на чем свет стоит, еле‑еле заставила себя подняться с кровати и сердито задернула шторы, которые вечером вчерашнего дня так опрометчиво оставила открытыми. О ногу тут же потерлась Дуська, протяжно и укоряюще выпрашивая завтрак. Дуся – бабкина любимая кошка, которая вместе с нами покинула негостеприимную Духовку и перебралась поближе к морю.
– Да не ори ты… когда бы я тебя еще не кормила, а? – для проформы поворчала я и погрозила кошке пальцем.
В комнате бабули вовсю мощность орал телевизор, часы показывали восемь утра, и я поздравила себя с тем, что есть еще в жизни что‑то постоянное и вечное. Например, сакральное Дуськино «мяу», меланхоличное бабкино «Женька, пигалица несчастная, завари чай» и мои мысли по этому поводу. Вот у кого мужикам учиться постоянству надо, так это у Христофоровны. Ну никогда она себе не изменяет, несмотря на все, что нам довелось вместе пережить, она ни дня не забывает меня портретировать. Впрочем, я со своими мазохистскими наклонностями не отстаю от старшего поколения, и мы по праву можем считаться лучшей парой в номинации «угнетенные и угнетатели» двадцать первого века.
Заглянула в комнату Сандры, та тихо сопела под громкие звуки признаний в любви Сан‑Хосе к Антонии‑Филиппе, сжимая в руках фантики от запрещенных шоколадных конфет. Опять как‑то раздобыла так любовно спрятанный мною пакет, теперь сиротливо валявшийся возле кровати. Такой одинокий и совершенно пустой пакет.
Вне себя от ярости нашла пульт и вырубила телевизор, оборвав чувственный монолог Сан‑Хосе на полуслове.
– Эй, совсем обнаглела! – буркнула Христофоровна, не открывая глаз, и намеревалась и дальше дрыхнуть, но кто же ей позволит?!
– Алло, скорая? Приезжайте, у меня тут бабушка сошла с ума. Да, она конфет нажралась, нужно ей срочно промывание сделать.
Сандра подорвалась с места как ужаленная и с ошалелым видом уставилась на меня, всерьез поверив, что я звоню врачам. Нет, ну что греха таить, как‑то было дело, позвонила, думала навсегда отобью охоту у старушки к обжорству, но не на ту напала. На мою бабушку ничего на свете не действует. Пока и впрямь помирать не станет, вряд ли что‑то поймет. А там уже поздно будет.
В общем, пылая праведным гневом, я уперла руки в бока, с укором глядя в бесстыжие глаза Христофоровны.
– Дура! – сплюнула она и погрозила кулаком.
– Кто обзывается, тот сам так назы…
– Детский сад! – припечатала бабуля и отвернулась от меня к стене.
– Вот именно! Знаете, что вам нельзя столько сладкого, а все равно объедаетесь, словно у вас глисты. Кстати, надо бы проверить…
Христофоровна вновь подскочила на месте и заорала:
– Сама ты глиста худосочная! Все соки из меня выпила, привязалась на мою голову. Уволю к чертовой матери без выходного пособия!
– Пф… да пожалуйста. Мне только радости. А то ходи тут, переживай… если вы сами себя не жалеете, то я и подавно не должна. А вот поди ж ты, переживаю…
