Сущности. Прозрение

Впрочем, с того момента Андрей иногда задавался вопросом – а что было на самом деле реальностью? Может быть, он всё ещё спит?

Солнце заглянуло в окно сквозь полупрозрачные шторы, легло на ковёр косыми линиями, и Андрей посмотрел на экран мобильника. С момента неудачной операции прошло два часа. Полчаса дороги… значит, он был в отключке чуть больше часа. Как‑то долго для простого обморока на нервной почве. Почему он тогда лежал в ординаторской, а не в реанимации? Почему его не осматривали? Выходит, что прошло меньше времени, чем он думал… Или как?

Палец скользнул по стеклу, набирая код, а потом Андрей приложил телефон к уху, слушая длинные гудки.

– Я слушаю.

– Марина? Привет, это Порохов.

– Да, я узнала. Как ты? – голос в трубке потеплел, перетекая от официального к неформальному.

– Ну, нормально. Только можно я к тебе загляну на днях?

– У меня ремонт дома, я…

– Я к тебе по твоей специальности.

Повисла пауза, потом Марина очень спокойно спросила:

– Что случилось?

– Да так… Хлопнулся в обморок посреди операции. Хочу на всякий случай пройти по врачам.

– И начать с психиатра?

– Там пациент очнулся от наркоза на грыжевой операции. Так что у меня стресс.

– Ладно, давай тогда завтра подъезжай… Часикам к одиннадцати. Будешь?

– Да.

Андрей нажал красную кнопку отбоя звонка.

Посмотрел в адресную книгу, взглядом зацепился за почти безликое «Мать». Замер даже, раздумывая.

С мамой они не общались. Андрей не смог простить ей уход из семьи едва ему исполнилось десять лет. Тогда мама просто за ужином сообщила, что она уезжает. «Мальчики, вы у меня взрослые, справитесь», – сказала она ошарашенному отцу и пока ещё не осознавшему всю тяжесть этих слов Андрею. Она действительно подхватила небольшую сумочку – вещей не взяла ни одной – и скользнула за дверь. Будто в магазин.

Дальше Андрея воспитывал отец. Порохов‑старший воспитал сына хорошо, добротно, не наказывая зря, но и не спуская провинностей. Отец год назад погиб в автокатастрофе – вылетел на скользкой дороге под автобус на встречку… И Андрей остался один.

Строчка «Мать» словно дразнила, но Порохов понятия не имел, рабочий ли этот номер, найденный когда‑то в записной книжке отца… А ещё, что он скажет? «Привет, я твой сын, и я схожу с ума?»

Андрей ещё поколебался и выключил телефон.

Закрыл глаза.

Лёд медленно таял в нетронутом роме.

 

К ночи Андрей был пьян – не спиртным, а странным тягучим и очень неприятным чувством того, что он что‑то упустил. Забыл, и теперь не может вспомнить. Он лениво приготовил себе ужин, потыкал вилкой в разварившиеся пельмени, потом притянул к себе ноутбук, заходя в интернет и с облегчением видя, что на фотографиях у людей нет склизких тварей.

И полез изучать вопросы галлюцинаций, обмороков и видений.

Пару раз он пытался описать поисковым системам свои ощущения, но от «вижу на людях серые сгустки» поисковики ударялись в панику и предлагали всё, что угодно, кроме того, что нужно. Поначалу Андрей внимательно изучал форумы и страницы, в надежде найти хоть что‑то подобное увиденному, он вгрызался в обрывки информации и… понимал, что ищет не там.

Следом пошли запросы по психиатрии, и в этот момент Андрей осознал, что не может понять, что же было ровно в те несколько секунд перед темнотой беспамятства? Вероятно, там что‑то происходило, но что?

И это, не считая напрочь выпавшего из памяти часа.

Порохов вставал и снова садился, он ходил из угла в угол, пробовал закрывать глаза и вспоминать, поминутно, посекундно ту операцию, но последнее, что он отчётливо видел – это перекошенное от страха лицо пациента. И склизкая мерзость на его виске.

Андрей прошёл на кухню, нашёл в аптечке снотворное, изучил инструкцию – на всякий случай – и выпил две таблетки.

Поставил механический будильник и лёг в постель, почти сразу забываясь тревожным сном.

 

– Скотина!

Дина оказалась слишком шумной и слишком неожиданной. Андрей открыл глаза и успел увидеть, как меняется лицо девушки со злого на озадаченное.

– Ты чего телефон отключил? Я не могла дозвониться, волнуюсь… – Дина остановилась около журнального столика с бутылкой рома и стаканом, в котором давно растаял лёд.

Утро не принесло облегчения.

До звона будильника оставалось несколько минут, и Порохов протянул руку, освобождая пружину. Потом тяжело сел, стараясь не смотреть на девушку. Потому что на ней, присосавшись к основанию шеи, тоже сидело то самое существо, которое он теперь видел на всех.

– Я плохо себя почувствовал во время операции. Ушёл и лёг спать… – Андрей встал, нашёл трубку мобильного, отключил авиарежим и посмотрел на девушку. Улыбнулся.

– Иди сюда.

– Я же волнуюсь! – Дина постояла, а потом шагнула к нему, обнимая, прижимаясь, и Порохов, скрыв гримасу омерзения, попробовал спихнуть серо‑зелёный сгусток с девушки. Тот отлепился с влажным чавканьем, сваливаясь на пол и там растворяясь.

Андрей подхватил Дину на руки и, не слушая вопросов, возражений, не обращая внимания на её попытки вырваться, понёс в душ.

– Ну, погоди, ты… – Дина сдалась у самой двери и уже не хотела покидать уютных объятий. – Но обморок – это серьёзно! Надо сходить к врачу.

– Я записался.

– Врёшь!

Он прикусил мочку её уха и скользнул руками по плечам, освобождая Дину от одежды. Усадил на край ванной, потянулся, открывая воду. Горячая струя ударилась о белую эмаль, рассыпалась брызгами и напомнила Андрею о чём‑то, что было вчера. Мелькнуло короткое мгновенное видение – всё белое, светящееся – мелькнуло и исчезло. Он встряхнул головой и попытался не думать ни о чём.

– Не вру. На одиннадцать назначено.