Сущности. Прозрение
После таких подвигов о нем уже весь лагерь знал и бегал с разными вопросами куда чаще, чем в медпункт к пожилой ворчливой Наталье Михайловне. Андрей качал головой, отправлял часть страждущих в белый дом с красным крестом, а некоторым помогал сам, потому что самым распространённым диагнозом было «воспаление хитрости» перед обязательной вечерней пробежкой – направленность лагеря на здоровый образ жизни давала о себе знать.
И за этой рутиной, которая на самом деле пестрела новыми впечатлениями, детским смехом, постоянными событиями и подготовками к ним, Андрей никак не мог поймать момент, когда некоторые дети оказывались во власти Слизней. Дети были всё время разные, разного возраста, из разных отрядов, и, видя их, Порохов раздумывал – как бы узнать, что произошло накануне, и не мог придумать никакого правильного вопроса. Видя Слизней, изучая их и страх, который их притягивал, Андрей постепенно сам научился понимать его градации и оттенки. И тут не было ничего такого, что могло бы позволить спросить: «Ты боишься?». Не было ни малейшего намёка на событие или осознанный яркий страх. Он был подсознательный, но он был, и именно этот страх оказался не по зубам Порохову. Что его породило? Что же такое пугало детей, но так, что они и сами не понимали, насколько боятся?
Андрей сидел за завтраком, посматривал на календарь, висевший на дальней стене столовой, на котором кто‑то из персонала зачёркивал прошедшие дни, и думал о том, что половина смены прошла, а он так и не приблизился к разгадке.
– Андрей, а что это?
Порохов развернулся к девочке. Его несколько коробило непривычное «Андрей», вместо имени‑отчества, но он уже почти привык. В этом лагере вожатых называли только по имени – детям так было проще раскрепоститься, – и мужчине пришлось смириться с правилами игры.
Невысокая даже для своего возраста, Алина протягивала в ладошках Андрею нечто непонятное, но на первый взгляд напоминающее то ли голыш довольно крупный, но… мятый? То ли яйцо странной, продолговатой формы. Через несколько мгновений Андрей понял: действительно яйцо, но, судя по форме – рептилии. Он аккуратно взял «а что это» в руки, повертел, понял, что оно целое и сказал:
– Это яйцо.
– Чайки? – Алина серьёзно посмотрела на Порохова, и тот покачал головой:
– Наверное, змеи или ящерицы.
– А, может, дракона? Маленького!
– Может быть. Но скорее всего, змеи. Хотя я, если честно, не очень хорошо разбираюсь в рептилиях.
Алина задумалась, потом вздохнула:
– Мне не разрешат его оставить? Я бы за ним ухаживала.
– А где ты его нашла?
– Вон там, у забора! Ну… Там есть небольшая дырка в стене, а потом под корнями увидела – что‑то вот светлое. И нашла!
– Придётся вернуть и не ходить туда больше. Вдруг там змея ядовитая оставила яйца? И она тебя укусит.
– И я умру? – судя по восторженному тону, опасные игры Алине нравились.
– Нет. Но будет очень и очень больно.
– Больно не интересно, – девочка поковыряла носком босоножки траву у края дорожки и вздохнула. – Хорошо, я не буду туда ходить. А ты мне сказку расскажешь?
– Сказку? – Андрей удивлённо посмотрел на юную собеседницу. – Мне казалось, что ты уже… несколько взрослая для сказки. Несколько дней назад ты именно так и ответила, когда я раздавал книги для чтения.
– Для тех сказок – да. Но говорят, что в отряде «Светлячок» вожатый рассказывает классные сказки, но не всем, а только тем, кто хорошо себя ведёт. Но я‑то в твоём отряде, и даже если буду себя хорошо вести – сказку не услышу. Но, может, ты можешь рассказать?
Андрей, подумав, пошёл в ту сторону, где юркая Алина нашла дыру в заборе, по пути раздумывая над ответом. И над тем, что часть детей из «Светлячка» действительно была буквально окутана Слизнями…
– Я не умею рассказывать сказки, Алина. Но я могу поговорить с Мишей, и он тебя возьмёт на рассказывание сказок. Хочешь?
– Правда?
– Правда. Если ты мне пообещаешь больше и близко не подходить к этой дырке в заборе и не брать змеиных яиц.
– Обещаю!
– Тогда поговорю.
Андрею пришлось встать на колени, чтобы пролезть в дыру между двух металлических столбов, из которых состоял забор. Столбы явно были тщательно расшатаны, чтобы их развести в стороны кто‑то приложил массу усилий, и мужчине это не понравилось. Надо было сообщить в дирекцию лагеря, но это всё потом…
Он скользнул за ограждение, там быстро нашёл дерево – самое близкое, с явно заметным, расширенным детскими руками провалом меж корней. Пошумев, пошуршав по траве рядом с лазом, Андрей присмотрелся и увидел в уютной норе припорошенные землёй другие такие же «голыши». Выдохнул – змей он опасался – и аккуратно опустил яйцо к остальным. Быстро вынул руку и встал:
– Теперь пойдём, поговорим с Мишей. Только сначала надо руки помыть…
Глядя на весело скачущую впереди девочку, без единого Слизня, которая пока ничего настолько не боялась, чтобы привлечь этих уродливых тварей, Андрей размышлял. Не могут ли сказки влиять на детей настолько, чтобы страх проникал в их подсознание и уже так кормил Слизней? И почему тогда Слизни то появляются, то исчезают с одних и тех же детей?
С этим была связана загадка, и Андрей чувствовал, что нащупал след. Ему не было стыдно ставить эксперимент на ребёнке – он давно научился сбивать и уничтожать Слизней. Это требовало сил, это было, по сути, бесполезно, потому что твари появлялись обратно с пугающей быстротой, но Андрей твёрдо знал: если на Алине появятся Слизни, то он их с неё уберёт. Компенсирует причинённый вред.
Руки он мыл машинально и так, как привык за годы учёбы и практики – до локтей, тщательно, и потому не сразу понял, почему стихло щебетание Алины, что обычно говорила не переставая. Он остановился, осознав, что в лагере обычно, как все, просто споласкивал кисти, и посмотрел на девочку, а та вздрогнула, отвела взгляд.
– Ты… Вы странно мыли руки. Почему так сильно? Вам не нравятся змеи?
– Нет, просто я врач. Я так привык, – Андрей стряхнул воду и улыбнулся Алине, а она только серьёзно кивнула:
– Я тоже хотела стать врачом.
– И почему передумала?
– Врачи не могут никого спасти.
Порохов выгнул бровь, собрался уточнить, что девочка имеет в виду, но она внезапно схватила его за руку:
– Вон! Миша! Пойдём говорить?
Андрей вздохнул. Ощущение, что он только что упустил нечто важное, прочно поселилось в его мыслях. Но Алина уже сама умчалась вперёд, и вернуть разговор к вопросу врачей и спасения было невозможно.