Сущности. Прозрение

На дорожке показался небольшой отряд детей во главе с Мишей. Андрей моргнул и увидел, что Слизни есть на всех детях. По двое, по трое, и больше всего их на самом Мише, который держал за руку одну из девочек, глаза которой все ещё подозрительно блестели.

Андрей резко встал, подходя к детям ближе. Прищурился, изучая обстановку и понял, что едва не задыхается от ярости. Он вцепился рукой в ветку ближайшего дерева, сжал, чувствуя, как обдирает кожу о жёсткую кору, и снова всё вокруг заполнил свет, мощной волной окутывая детей и Мишу. И покатился дальше по лагерю, сжигая всех Слизней на своём пути. Отряд дружно, словно очнувшись от сна, вздрогнул, Алина тут же подбежала к Андрею:

– Спасибо! Сказка была классная!

Порохов кивнул, почувствовал, как в глазах снова темнеет, сжал руку сильнее – теперь, чтобы не упасть. Пошатнулся, но тут же выпрямился. Ужасное состояние, накатив, стремительно уходило, оставляя после себя ясную голову и совершенно чёткое понимание того, что он сделает завтра.

Мужчина отцепился от дерева, взял Алину за руку, кивнул Мише и молча, не говоря ни слова, повёл девочку в её домик. Только уже у дверей, он спросил:

– Понравилось?

– Да!

Ей явно хотелось рассказать больше, но что‑то сдерживало. То ли то, что Андрей не спросил… То ли что‑то ещё.

– Сказки были страшные?

– Ну… – она заметно смутилась, – не совсем. То есть, там были злые волшебники, но их победили. Что в этом страшного?

– А Миша сам их придумывает?

– Ну… – Алина улыбнулась, – не знаю. Я пойду, можно?

– Да… Хороших снов, – Андрей отпустил её руку и отошёл на дорожку. И тут же взгляд Порохова похолодел. Кто бы это ни был – он должен ответить за то, что делает с детьми.

 

С самого утра зарядил противный мелкий дождь. Дети подоставали зонтики и дождевики, вожатые, в основном, щеголяли фирменными ветровками, и Порохов, следя за тем, чтобы его подопечные не пытались куда‑то сбежать из павильона, где им надлежало учить песни для очередного выступления – а что ещё делать по такой погоде? – мрачно поглядывал в сторону мокнущего леса и понимал, что без костра не будет тех самых совсем нестрашных сказок.

После обеда, когда меж облаков скользнул робкий луч солнца, Порохов проверил, все ли дети подготовились к «тихому часу» и, предупредив Леночку, пошёл в корпус «Светлячков», ища там Мишу. Нашёл, подождал, пока тот освободится, и поинтересовался:

– Сегодня будет костёр?

– Хочешь тоже прийти?

После встречи на дорожке Миша странно поглядывал на Андрея, но не говорил ничего. И не спрашивал. Порохов тоже не торопился откровенничать.

– Нет, Алине понравилось, просилась ещё раз отпустить.

– А, – показалось, или Миша заметно выдохнул? – Пусть приходит. «Гисметео» обещает после обеда ясное солнышко, так что лес просохнет.

– Договорились.

Не показалось. Андрей кожей чувствовал облегчение Миши от того, что его, Порохова, не будет на встрече сказочника с аудиторией. И снова он промолчал.

Вечер приближался стремительно. Действительно, уже к полднику даже лужи подсохли, и обрадовавший Алину Порохов чувствовал едва заметное возбуждение. Он сам не понял, как отсидел и конкурс красоты на «мисс и мистер второй смены», и успел поужинать. Он всё делал машинально, не задумываясь, и как только начало темнеть, поймал себя на мысли, что страха нет. Он не до конца понимал, что будет делать, что может там увидеть, но уже заранее принял любые последствия. Смирился с ними, и потому страха не было. Разумное опасение, что он может не справиться с тем, что заставляет детей бояться, присутствовало и не позволяло рвануть сразу вслед за Алиной в сторону «костра». Но и только.

Через лес, не по тропинке, а так, чтобы его нельзя было сразу заметить, Андрей шёл медленно и осторожно. Подсвечивать дорогу фонариком не рискнул, чтобы не привлекать внимания. Несколько раз споткнулся, но только в самом начале пути, а потом понял, что в лесу внезапно стало светлее. Не прибавилось цвета, как бывает при нормальном освещении, а просто он начал видеть всё, что его окружало.

К поляне, на которой горел костёр, и вокруг которого на гладких брёвнах, сложенных по периметру, близ огня сидели дети, Порохов пришёл через десять минут, после того как отправил Алину. Замер в тени. Застыл, словно его заморозило. И смотрел, стараясь не выругаться от омерзения.

На поляне было пятнадцать детей. И двое взрослых. Рядом с Мишей сидел ещё один человек – охранник лагеря, Андрей его раньше видел, – и этот охранник говорил. А остальные слушали.

Охранник был человеком. И не был им одновременно. На нём, сросшись с ним, сидела огромная, похожая на дикую помесь спрута и паука тварь, и её щупальца тянулись ко всем детям, впиваясь в их головы, питаясь страхом. И привлекая Слизней. Андрей впервые видел ЭТО. Но понимал, что тварь не делает ничего хорошего. И если Слизни только питались страхом, то ЭТО его создавало, порождало, вынуждало детей бояться, калечило их и жрало их эмоции и чувства. Жирело прямо на глазах и становилось уродливее, меняя цвет с темно‑синего на ярко‑малиновый.

Порохов сглотнул. Оперся спиной о шершавый ствол дерева, раздумывая, хватит ли у него сил уничтожить это отродье. И только тогда осознал, что несколько Слизней у детей выглядят как маленькая копия большой. Не просто сгусток омерзительной слизи, а нечто с щупальцами и членистыми лапками. Они пока были крохотные, весёлого зелёного цвета, но уже сидели на плечах и тянули лапы к головам детей.

Больше Андрей не медлил и не думал. Он просто понял, что он снова в операционной, что он хирург, и он выполнит свою сто двадцать вторую операцию. Отсечёт лишнее, удалит злокачественную опухоль, и всё будет хорошо.

Хирург шагнул вперёд, хищно улыбнулся – раньше он не думал, что может так себя чувствовать – и увидел, как свет заполняет его руки. И от рук стремится дальше, прицельно – по большой твари.

Рассказчик замер, поднял голову, посмотрев в сторону Андрея, и Порохов ощутил его ответный удар. Тёмное щупальце дотянулось до рук, оплело пальцы, перекрывая доступ свету, ударив болью по нервам. Андрей стиснул зубы, не издав ни звука, продолжил бить того. Он копил силы весь день, он понимал, что борьба не будет простой, он осознавал, как тяжело ему придётся, и потому сейчас не готов был уступить.

И не хотел уступать.

И не мог.

Если он дрогнет – его убьют.

Осознание пришло так чётко, что Порохов резко дёрнул рукой, освобождаясь от хватки щупальца. Ударил ещё раз. Больно, сильно, очень жёстко и услышал – не ушами, разумом – визг уничтожаемой твари. Увидел, что лучи света разрезают её на несколько частей, рвут на куски, сбивая с человека.