Свет в ее глазах
Злость и ярость поглощали меня, более десятка лет меня винят в том, чего я не делал. Отец – единственный человек, который должен был поддерживать меня во всем, смотрит на меня как на преступника. Родная мать, которая ушла от нас, просила засадить меня за решетку на двадцать лет.
Мы перелезли через невысокую изгородь, и упали прямо в кусты гортензий. От боли Калеб жалобно пискнул.
– Тихо, Калеб, нас же могут услышать, – шикнул я на него. Неудивительно, что он скулит, Калеб был как девчонка, слишком большая неженка.
– Блейк, кажется, я вывихнул шею, – застонал он, заставив меня закатить глаза.
– Шею нельзя вывихнуть, ее можно только сломать!
Я встал на ноги и помог подняться Калебу, потирая больное место, он волком посмотрел на меня. Мой локоть болел от удара, а колени были разодраны в кровь, но в отличие от него я не распускал слюни.
На улице смеркалось, мы смогли прийти к дому мамы только после восьми вечера, до этого у Калеба была тренировка по бейсболу.
И как он вообще биту держит, у него же не руки, а макаронины какие‑то?!
Оказалось, что семья Калеба жила через две улицы от дома моей мамы. Мы неделю вынашивали этот план. Ни мне, ни Калебу не позволялось уходить дальше нашей улицы. Пришлось импровизировать. Калеб вернулся с тренировки и должен был отправиться в душ, пока его мама готовила нам ужин, я подождал его на заднем дворе, и схватив велосипеды мы помчались искать дом моей мамы. Его оказалось не трудно отыскать, он был очень большим и ослеплял своей белизной, сильно выделяясь среди прочих домов.
Зачем ей одной такой большой дом?
– Вот и не правда, – сказал Калеб. – В прошлом году наш кетчер[1] Дэкс вывихнул себе шею!
Я окинул его хмурым взглядом.
– Ты гонишь!
– Не гоню.
– Дай взгляну, – сказал я и подошел к Калебу сзади, разглядывая заднюю поверхность шеи. До этого я и не думал, что можно вывихнуть шею. Разве можно повредить шею и быть живым? Не верится совсем.
Грязной ладонью я провел по шее Калеба. Не почувствовав там ни выступов, ни горбиков, как бывало при переломе, я облегченно выдохнул. Я знаю, как выглядит перелом, я ломал руку два раза.
– Ну‑ка, пошевели шеей, – сказал я, наблюдая, как Калеб поворачивает голову сначала вправо, а потом влево, после закидывает ее назад, а потом вперед, касаясь подбородком груди.
– Больно? – спросил я.
– Нет, – выдохнул Калеб и радостно улыбнулся. От этой улыбки меня охватило раздражение.
– Ну и чего тогда разнылся? Иисусе! И как ты только в бейсбол играешь, ты же чуть что ноешь как принцесса!?
Калеб мгновенно ощетинился.
– Не правда!
– Тссс, – зашипел я, – не ори ты так. Хватит болтать, пошли.
Мы обошли дом, чтобы попасть на задний двор. Минуя клумбы с кустами роз, мы подбежали к большой белой резной двери. Справа стояли три велосипеда: два небольших розовых и один побольше, но фиолетовый.
Зачем маме три детских велосипеда? Она что, приглашает в гости детей? Почему тогда она не приглашала меня?
У гаража стояло две канистры, пахло бензином. Внезапно двери открылись, и раздался детский крик.
– Мама!
Мама?
Девочка лет восьми в розовом комбинезоне глазами полными ужаса поглядывала на нас.
– Блейк, надо удирать отсюда, – ткнул меня в плечо Калеб.
Вместе мы попятились назад, но я споткнулся о камень и упал на спину. Взгляд скользнул по ярким всполохам оранжевого света, машина, которая стояла у гаража горела, сам гараж тоже горел и с каждой минутой огонь разгорался еще сильнее.
– Кто вы такие? Что здесь делаете? – послышался женский голос, который был до боли мне знаком.
Мама.
Она стояла напротив меня, уперев руки в бока, и недовольным взглядом рассматривала нас, словно не смогла узнать. Но после ее брови в удивлении поползли на лоб.
Она узнала.
Светлые волосы идеально уложенными прядями струились до середины ее плеч, невозможно было оторвать восторженного взгляда.
Я вскочил на ноги, первым порывом было обнять ее, но сделать мне это не удалось, ноги словно вросли в землю. За ее спиной раздался треск, части машины нещадно поглощало пламя. Она обернулась и в ужасе схватилась за голову.
– Блейк! – она вернула взгляд ко мне, я никогда не видел столько ненависти в ее глазах. – Зачем ты сделал это?
Из дома выскочили еще две девочки, одна выглядела точь в точь, как первая, даже одежда на них была одинаковая и еще одна постарше. За ними появился мужчина. Он взглянул сначала на огонь, затем на меня и сложив в свое голове неверную картинку кинулся и схватил меня за футболку.
– Как ты сюда попал паршивец? Тебе мало не покажется, это я тебе обещаю!
«Я этого не делал. Я этого не делал. Я этого не делал», – крутилось у меня в голове, но сказать я ничего не смог.
– Блейк ты совсем от рук отбился, если отец не в состоянии воспитать тебя, то воспитает закон! Тебя посадят на двадцать лет, и тогда ты научишься думать о последствиях! – кричала она. По непонимающему взгляду мужчины, что все еще держал меня за футболку, было ясно, что он не знал, что Елена моя мама.
– Девочки, нужно уходить, – сказала она.
Зазвучали сирены пожарных, и Елена, подтолкнув девочек, увела их с участка. Мужчина, держа нас с Калебом каждого за шиворот футболки, как щенков, выпроводил за ними.
– Елена лжет, я не поджигал ее машину. Зачем она наговорила этого дерьма, я понятия не имею!
Отец поднялся со своего места, его взгляд ни на секунду не отрывался от моего лица.
– Как ты можешь верить ей, а не мне? Я твой сын, в конце концов! – громко напомнил ему я.
В глазах отца на секунду промелькнула одна эмоция, словно он засомневался в моей причастности, но она исчезла так же быстро, как снег в июне.
– Блейк, ты был зол на свою мать, и в прошлом уже делал вещи, которые не назовешь безобидными.
– Но я не поджигал машину! Стэф мне верила, почему не можешь поверить ты? – спросил я.
Отец устало вздохнул и покачал головой.
[1] Кетчер – это позиция в бейсболе. Кетчер располагается сзади, приседает за домашней тарелкой и получает мяч от питчера.
