Таежное смятение чувств. II. Возвращение
На сколько именно оно потянет, Дашка, к ее сожалению, толком не расслышала. Как раз именно в этот самый момент вагон резко качнуло, заскрежетали колесные пары. Ей стало так весело, что она безудержно расхохоталась. Юрка густо покраснел, а Алла сама налила себе в рюмку, зажмурилась и, не останавливаясь, выпила.
– Ну, спорим… – протянул растерянно Юрок. – А на что?
– А на бутылку хорошего коньяка!
Снова дробно застучали на стрелке колесные пары, за окошком стремительно пролетел очередной полустанок с неимоверно толстой и укутанной в шерстяной платок по самые глаза смотрительницей у опущенного шлагбаума.
– Мерить нечем! – призадумался Юрок.
– Спички есть, – успокоил его дедок. – В коробке ровно пять сантиметров длины.
– А на что он поднимется? – не унимался Юрок.
Нешуточный вопрос молодожена заставил дедка всерьез и надолго призадуматься. Окинув взглядом примолкшее купе, он пристально посмотрел на Дашу и усмехнулся.
– Вот она мне поможет! – хмыкнул дед. – Огонь она, а не девка! Дашка, оголишься перед дедушкой? Дедушка тебе приплатит!
Пришло время и ей густо покраснеть. Дашкино лицо все обдало жаром. Нескромное предложение дедка переходило все возможные грани, но ее охватил азарт. Деньги лишними не бывают, и Даша понимала, что больше она этих людей никогда не увидит и ничего страшного с нею не произойдет. Не в первый раз и не в самый последний разок обнажится перед мужиком. Плевое дельце…
– Одну минуту всего, и я одеваюсь! – погрозила Дашка для вида указательным пальчиком старикану. – И денежку вперед!
– Не вопрос! – кинул Петрович на стол червонец. – Снимай с себя все! Иначе не выйдет кино… – сверкнул он глазами.
Кинув спичечный коробок на столик, дедок деловито у всех на виду запер дверь на защелку. Стоя к Дашке лицом, он принялся раздеваться, остался лишь в носках и тапках.
Обрезанный инструмент дедка, густо увитый вязью желто‑зеленоватых вен, свисал безжизненной змеей. Его фиолетовая головка походила на шляпку гриба‑боровика, вывернута была так, словно на них глядела рыбья голова с распертыми жабрами.
– Начинается кино! – развалился старикан вальяжно на полке, оперся об стенку спиной, потеснил локтем Юрка.
Не сводя глаз с его удава, Дашка быстренько выскочила из дорожного одеяния, села напротив дедка, широко развела ноги. Коленки ее и колени старикана почти соприкасались.
– Ну, давай, порази нас! – подначила девушка старика.
Дед вперил в Дашку сосредоточенный взгляд, и его змея начала заметно оживать, приподнялась, задумчиво повела из стороны в сторону толчками раздувающейся на глазах головкой.
Блаженствую, Петрович прикрыл глазенки. Присутствие двух породистых и ухоженных самок, одна из которых перед ним сидела нагишом, возбуждало старого самца, переполняло его сердце сладкой радостью, щекотало раздувшиеся ноздри.
– Ы‑ы‑ы! – приоткрыл дедок рот, казалось, что он не вытерпит и во весь голосище заржет, как застоявшийся полковой жеребец.
Видать, проводница свое дело знала хорошо, топила она титан на славу, в купе становилось жарко и душно. Пахло хорошим коньяком и бесстыдно обнаженными телами. Даша почуяла, что она тоже стала возбуждаться помимо своей воли.
Между раздвинутых ног проступила влага, девушка невольно прикрылась рукой, что не пришлось по нраву Петровичу.
– Не смей, Дашка, красоту убирать! – очнулся он мгновенно. – Иди, Дашенька, я тебя поцелую!
Не помня себя, девушка вся подалась вперед и слилась с ним в страстном поцелуе. Старикан сладострастно запустил скользкий и горячий язык глубоко ей в рот, жадно ласкал им ее язычок, властно лапал нагие девичьи ягодицы. Целовались долго и бесстыдно. Девичьи возбужденно торчащие соски умопомрачительно терлись о жесткие волосы на его груди. От этого по всему телу Дашки распространялся невыносимо приятный зуд. Мурашки у нее бегали и по ступням, и по корням волос. Ей нестерпимо хотелось чесаться, разодрать всю себя до крови. Наконец, дедок оттолкнул Дашку от себя, и она откинулась назад, уселась на свою полку.
– Ну, меряй! – выпятил старик свое хозяйство, и трясущимися пальцами Юрок взялся за коробок. – Да не ты же! Пускай жена твоя мерит! – остановил дедок его взглядом.
– Нет! Я не буду! – заверещала Алла испуганно.
– Будешь, красавица! – улыбнулся зловеще старикан. – Забыла? Кошелек‑то мой у проводницы! Аль запамятовала, краса?
Пытаясь сохранить на лице жалкие остатки былой гордости, молодая женщина взяла в руку мерило, присела она рядом с дедом. Стараясь не прикасаться к подрагивающему удаву, Алла принялась прикладывать к нему коробок. Один раз, второй раз, третий раз…
– Именно столько, – кивнула головой раскрасневшаяся жена Юрка и отбросила в сторону жегший ей пальцы коробок.
– Беги‑ка, Юрок, дуй за коньяком в ресторан! – осклабился вальяжно старикан. – А мы с твоей жинкой поворкуем.
– Да пошел ты! – взвилась Алла. – Мало того, что я ему меряю хрен, так он еще, сволочь мерзкая, и ворковать со мной собрался! Пошел ты на хрен, свинья похабная! Плевать мне на твой кошелек! Я сама на тебя первая заявлю! Собрали весь вагон извращенцев! Сидит тут одна нагишом, и хоть бы хны! Ни стыда у нее, ни чести! А ты куда смотришь, ничтожество? – ополчилась она против мужа, развернувшись, от души залепила ему звонкую пощечину.
Оглянувшись, молодая женщина расплакалась, безудержно рыдая, неумело отперла защелку и стремглав помчалась к туалету. Перед ее глазами стоял дедов удав, его размеры привели ее в безмолвный трепет. Такого она никогда не видела. Мужний недомерок с этим чудом природы ни в какое сравнение не шел.
Поняв, что чуточку передавил, дедок виновато покряхтел и стал одеваться. Тут и до Дашки дошло, что она до сих пор сидит без ничего и смущает всех своей наготой, схватилась за одежонку, вмиг облачилась и привела себя в порядок.
– Пойду, проветрюсь… – шагнул к проходу дедок.
Прошло минут двадцать, в купе вернулась Алла, по виду вся спокойная, с сухими, но страшно злыми глазами. Она ни за что и никогда не призналась бы в том, что только что муж настолько упал в ее глазах, что она была готова на все. А супруг ее был настолько подавлен, что сидел, упершись взглядом в пол. До него дошло, что тут он сильно проиграл старикану во всем…
Минут через десять притащился в купе и Петрович. Его сильно штормило. Набрался в ресторане до ватерлинии. Дед демонстративно выложил на стол кошелек, выставил бутылку коньяка.
– Вы, ребята, простите старика, перегнул малек! Отвык на Северах от путного общества, одичал. Забудем старое…