Тени. Разум

Спустя пару минут Степашка и полицейские, продемонстрировав удивительную слаженность, скрутили мужика, и Алена начала ловко пристегивать его к каталке потертыми ремнями.

– Ведьма! Это все она! Околдовала меня, карга старая! Хочет разума лишить! – брызжа слюной, кричал щуплый мужичок. Казалось, он совершенно не управляет глазами, они ни на секунду не переставали бешено вращаться, то и дело закатываясь. – Столько лет жил рядом и не замечал! Дурак я! – внезапно он перестал сопротивляться и расслабил тело, словно ясность сознания вернулась к нему. Он осторожно повернул голову к рыдающей жене и посмотрел на нее взглядом, полным такой неожиданной нежности, что все замерли от удивления. – Ласточка моя… Как же ты справишься без меня с этой сволочью… Ведьма же и тебя может…

Мужик заснул не договорив.

Медики озадаченно переглянулись, но спустя мгновение вернулись к отлаженным действиям, разумно решив выкинуть пьяный бред пациента из головы, предоставив разбираться с ним врачам стационара. Полицейские переглянулись, но не решились лезть с вопросами. Женщина отошла от мужа, села на скамейку и растерянно посмотрела на окна родной пятиэтажки. Она сжала воротничок халата задрожавшими от страха пальцами.

Молодой полицейский захотел поддержать ее и наигранно весело сказал:

– А вы переживали, что он вас ведьмой считает. Вот видите, не считает он вас ведьмой!

Женщина облизнула пересохшие губы и суетливо закивала скорее собственным мыслям, чем собеседнику.

– А кого же тогда?

 

Глава 1

 

Женя открыл дверь квартиры и впустил сквозняк. Бросив ключи на тумбочку, он потянулся, стащил с себя свитер вместе с футболкой и кинул их прямо на пол. На ходу снимая носки, Женя зашел в свою комнату. Перед уходом он наводил порядок, поэтому царящий бардак был достоин воспевания в эпосе. Вещи были раскиданы, словно их доставили сюда самосвалом, зато все шкафы, полки и тумбы сверкали стерильной чистотой, а на частично вымытом подоконнике тухла мокрая тряпка. Женя с грустью посмотрел на кровать, заваленную мятыми распечатками, картами, советскими справочниками, проводами и торчащей из‑под всего этого одеждой. Задумчиво шмыгнув носом, он отправился спать на диван в гостиную.

Уходя из дома, он был преисполнен сил и желания веселиться, галопом перемещаясь из одной шумной компании в другую. Сентябрь в Питере всегда был насыщен событиями: выставки, фестивали, вечеринки с участием кого‑нибудь культового и широкоизвестного в узких кругах шли одна за другой. Еще на исходе первого вечера в этом тусовочном марафоне Женя верил, что не захочет возвращаться домой как минимум сотню лет и сможет прекрасно восстанавливать силы мелкими перерывами на сон, сворачиваясь клубком где‑нибудь за диваном в очередном отчаянно напоминающем бомжатник арт‑пространстве. Как оказалось, он серьезно переоценил свои способности. Не прошло и недели, а Женя притащился домой в объятия теплого пледика с одним‑единственным желанием – побыть одному в тишине.

Женя окуклился в пыльный флис и, предвкушая блаженство, лег. Блаженство не торопилось давать о себе знать. Женя нахмурился и, не открывая глаза, перевернулся. Потом еще, но уютно устроиться никак не получалось. Собственный скелет казался на редкость неудобным. Ко всему прочему, ему стало прямо необходимо именно вот сейчас подсчитать, сколько времени он гулял. День и ночь слились в единое целое, а память отчаянно путалась в показаниях.

Двое суток? Или уже третьи подходили к концу?

Сначала был подвальный клуб, потом еще один, потом дворы‑колодцы Центрального района с подающими надежду поэтами, где он разбил одному из подающих надежду губу, отстаивая честь то ли Цветаевой, то ли Берджеса… Крыши… Женя начал потихоньку засыпать.

Воспоминания сменились чудаковатыми образами, переходящими в красочный бред, и вот‑вот должен был наступить сон, но по закону всемирной подлости зазвонил телефон. Жене показалось, что сейчас он звучит особенно противно и дело отнюдь не в его восприятии, а в настырности звонящего, которая каким‑то образом влияла на технику. Человек на том конце провода явно не хотел сдаваться и намеревался поднять Женю, даже если бы он был мертвым. Кто бы мог подумать, что милая восьмибитная мелодия способна так раздражать. В итоге Женя сдался и, матеря все на свете, поскакал отвечать.

Звонила Юля. Она сочно хлюпала носом и просила забрать ее из школы. Она с кем‑то не поладила, попала на ковер к директору, где все против нее. Сестра так ревела, что подробнее объяснить ничего не смогла. В ее речи было столько подвываний и шмыганья, что Женя почувствовал, как сопли вытекают через провод ему на руку. Положив трубку, он машинально вытер «испачканную» ладонь о джинсы и поплелся одеваться.

Школа была вполне обычная, Женя сам ее закончил, а Юля только‑только перевелась. Обучали там на вполне достойном уровне, но тем не менее почти каждый, кто узнавал о месте, где училась Юля раньше, недоуменно вопрошал: как она могла сменить великолепную Академию балета на это дно.

Женя подошел к зданию и сердито скрестил руки, сверля взглядом бордовые стены. Многие выпускники мечтают навестить школу, подъехав к ней на шикарной машине, и передать привет директору, в мечтах Жени это был заправленный до отказа бензовоз. О да, привет был бы поистине пламенный.

Женя заглянул в нужное окно и сразу увидел каштановый затылок сестры, судя по тому, как дергался вверх‑вниз хвост, она усердно кивала, с чем‑то соглашаясь. Юля обладала упрямством тысячи ослов, поэтому у Жени даже глаз задергался, когда он представил, каким образом ее сумели заставить признать вину. Напротив Юли сидела тетка лет сорока, она активно жестикулировала, тыкая в Юлю пальцем. В этих движениях отчетливо читалась десятилетняя школа склок и разборок за овощным прилавком. Против такого даже самая наглая девочка‑подросток была бессильна. Тетка совсем разошлась и, судя по тому, как стала разевать рот, перешла на крик.

– Проститутка! – донесся сквозь стекло обрывок фразы.

Женя не хотел врываться в кабинет директора подобно урагану. Он хотел спокойно зайти, вежливо поздороваться, быстро узнать, что случилось, и, отмазавшись какой‑нибудь дежурной фразой, увести сестру из этих застенков. Он даже не собирался обмениваться с директором колкостями, хотя очень хотелось – во‑первых, он‑то уже выпустился, а Юле еще предстоит здесь экзамены сдавать, во‑вторых, он не хотел выглядеть истеричной бабой в собственных глазах. Благородная снисходительная вежливость – вот правильная модель поведения для достойного пацана. Разумеется, все сложилось совсем не так.

Идя по коридору, Женя так задумался, подбирая фразы к предстоящему благородному и снисходительному разговору, что совсем вылетел из реальности. Он вломился в кабинет без стука, вдобавок не рассчитал силы, и дверь резко распахнулась, с грохотом ударившись о стену. Присутствующие замолчали и синхронно повернулись к Жене, орущая тетка так и не закрыла рот. В этот драматичный момент с улицы донесся крик дворника деда Васи:

– Ебони‑и‑и‑сь!

И залаяла собака. Было не понять, добавило это трагичности появлению, как если бы за окном сверкнула молния, или, наоборот, свело весь пафос на нет, но появился Женя эффектно.