Тени скрытого города. Книга первая. Шаг в реальность
На работе в перерывах между обслуживанием Таня составляла список того, что возьмёт в Оток. Кое‑какие вещи надо приготовить для пересылки, например: обувь, зимнюю одежду, книги. Хочется ещё, конечно, магнитофон с кассетами, а то скучно, наверное, будет в Отоке одной, к тому же без телевизора.
В выходной незадолго до отъезда Таня ещё раз встретилась с подругой Настей – попрощаться. Шёл дождь, поэтому не гуляли, а сидели в Настиной комнате на кровати. Ели сливы и нарезанные яблоки. Дождь заливал окно.
– Танюсик, у меня для тебя скромный подарок! – сказала подруга.
– На‑астя, спасибо!
– Всё‑таки уезжаешь. Когда ещё увидимся! Будешь вспоминать меня, глядя на него. Вот! – она протянула оранжево‑жёлтую тряпочку, завёрнутую в полиэтиленовый мешочек.
Таня развернула: оказалось, салфетка, в углу которой вышита горящая свеча, а рядом очень мелкими стежками – длинная надпись: «Вам кажется, что видите свечу. Нет‑нет, я с Вами спорить не хочу! Свеча свечой, но преданность какая…»
– Это не мои стихи, но мне очень понравились. Свеча свечой, но преданность какая! – продекламировала Настя тоненьким голоском.
Смысл стихотворения остался для Тани тёмен, но она уловила переданное настроение, и глаза увлажнились.
– Настенька! – прижала подругу к груди, поцеловала в щёку.
– А мне почему‑то кажется, что мы ещё увидимся и не раз! – вылетело у неё просто так. – Ты приедешь ко мне в Оток! (Как ни странно, Таня окажется права.)
– Конечно! Будет время – будем ездить друг к другу в гости! – согласилась Настя и предложила, оборачиваясь к двери на голос. – Давай позовём Митюшку. Может, он сыграет на гитаре? Митюш!
В комнату заглянул Настин брат – паренёк с угрями на щеках, едва пробившимися усиками и близко посаженными распахнутыми глазами.
– Сыграешь на гитаре? – попросила сестра.
– А чё?
– Ну, сыграй! – она посмотрела на брата снизу вверх, и Таня заметила, что у неё тоже глаза близко посажены.
– Ладно!
Митя сходил за гитарой, сел перед девушками и некоторое время просто перебирал струны. А потом заиграл знакомую мелодию и без стеснения запел. Он пел песню за песней: про «город золотой», где гуляет «огнегривый лев», про снега, которые «лежат на все четыре стороны», про «чистую звезду».[1] Дождь затих, лишь изредка об карниз стучали холодные капли. Над горизонтом проглянул желтоватый свет. Таня старалась запомнить всё глазами, чтобы унести воспоминания в Оток.
Но очень скоро приятный лирический настрой дал трещину, и из трещины полезли всевозможные страхи. Таня даже не успела доехать от подруги до дома, как вместо «города золотого», ожидающего в будущем, выросло жуткое чудовище. Всё‑таки мир вокруг не такой уж милый и доброжелательный! А вот доказательство! Таня просто посмотрела в окно автобуса, и взгляд зацепился за корявую надпись, занимающую половину белого бетонного забора вокруг стройки: «Оставайся русским!». Другие надписи здесь же были замазаны краской, поскольку, наверное, имели более выраженный расистский характер. Но эту – «оставайся русским!» – не замазали. Таня сразу представила, каково это – не быть русской, а родиться, например, азербайджанкой или киргизкой и жить в Томске. Ведь где‑то рядом есть люди, готовые тебя убить за одну только национальную принадлежность! И неизвестно ещё, как в Отоке относятся к чужакам. Что, если там на заборах пишут: «Оток – наш город! Бей пришлых!» – и реально побьют?
А это что? Взгляд упёрся в большую квадратную вывеску на здании: «Интересы государства – твои личные интересы!» И – танк! Изображение танка во всю ширину вывески. Как же страшно‑то жить на свете!
Восьмого, получив трудовую книжку и деньги, Таня решила прогуляться от библиотеки до дома (это не меньше двух часов ходьбы) – опять же, чтобы попрощаться с родным городом. Быстрым шагом рассекая пространство, скользила взглядом по убегающим линиям проспекта, рекламным щитам, изыскам архитектуры.
Вон вдалеке серо‑голубой чешуйчатый купол с часами и российским флагом – это над трёхэтажным угловым зданием. Оно недавно отреставрировано, что ясно по тому, какое оно свежее, яркое и пёстрое: кирпичные стены выкрашены в красно‑коричневый цвет, а пестроту придают многочисленные горизонтальные бежевые полоски между арочными окнами.
Таня вышла на главную улицу, миновала вывески музея и двинулась дальше по мелкой тротуарной плитке. Долго спускалась по ступеням мимо гранитного бордюра и гранитных пустых вазонов на бордюре. Молодые парни в потёртых джинсах бренчали на гитаре рок‑н‑ролл и завывающе пели, подражая группе «Чиж», а улыбающаяся девушка в свободных штанах приставала к прохожим с протянутой панамкой, чтобы туда складывали деньги. Подступилась и к Тане, но Таня отрицательно покачала головой и виновато отвернулась, ускоряя шаг.
А вот через дорогу фонтан на набережной, где встречались с подругой. И современное здание торгового центра с ярко‑синей крышей, округлыми фронтонами и шпилем над угловой башней. Здание сплошь в синем стекле, прорезанном светлыми простенками на узкие вытянутые вверх прямоугольники. От обилия стеклянной синевы сооружение похоже на глаз или на отражённое в зеркале небо.
Но красо́ты города интересовали лишь первые двадцать минут прогулки. А потом усилился холод, наверное, потому что скрылось солнце, а у Тани короткие рукава, и волоски на руках встали дыбом. К тому же закололо в правом боку. И машины слишком шумят. Тарахтят и тарахтят! Выстраиваются нескончаемой вереницей и мешают перейти улицу даже на зелёный свет, потому что у всех мигает правая фара, сигналя о повороте. Хватаясь за бок, Таня поскорее дошла до ближайшей остановки и села в маршрутный автобус.
Наступило девятое число. В полшестого утра Танину дрёму развеяла лёгкая мелодия сотового. И хотя девушка давно уже ворочалась и почти не спала, всё же, выключив музыку, собиралась поваляться ещё пятнадцать минут. В комнату заглянула мама:
– Таня, вставай!
Мама поедет вместе с дочерью: посмотрит, где той предстоит жить, поможет устроиться. Но через четыре дня (три – в Отоке и день – на обратный путь) вернётся, чтобы уже завтра сесть на поезд и отправиться к бабе Наташе, живущей на Чёрном море. Туда же приедет из Новокузнецка мамин брат (Танин дядя Вова), так что впервые за много лет соберётся всё семейство. Таня чуть‑чуть завидовала маме, так как тоже хотела бы беззаботно отдохнуть на море и повидать родных, вместо того чтобы ехать в Оток, где, как она полагала, её ожидает куча проблем и забот.
В ванной, дверь которой непосредственно соседствовала с комнатой Тани, загорелся свет, зашумела вода. Таня сладко потянулась всем телом, отбросила одеяло. За шторами едва начиналось утро: солнце ещё не взошло, безлюдную тишину оживлял шум проезжающих машин, серый полумрак улицы расцвечивали яркие мутные огни.
[1] Из песен Бориса Гребенщикова.
