Трибунал
И главное, кто? Загибаем пальцы. Флот контр‑адмирала Финнеана, группа доктора Ламарка, эффектор Превиос, ирны, кто ещё? Для чего же им всем так пригодился этот фокус?
Превиос была убедительна, когда доказывала Ковальскому и троице смурных дайверов с обломков «Джайн Авы», что другого выхода у них нет, кроме как улизнуть из‑под присмотра майора Томлина, но что будет дальше, им как‑то обсудить в голову не пришло.
И вот астрогатор Ковальский вынужден ворочать своими полупереваренными в криокамере мозгами, в очередной раз вслепую стучась головой в глухую стену умолчаний. Да где же этот квол!
«Астрогатор, твоя взяла, подключаю коммуникационные интерфейсы. Только аккуратнее, ты нам ещё нужен».
Плевать, кому он там нужен.
К удивлению Ковальского, «Эпиметей» пребывал в полной сохранности. Особенно если учесть, как с ним обошлись во время конфликта с Превиос трёпаные дайвера. Астрогатор заскрежетал бы тут в ярости зубами, но капа во рту подобных вольностей не позволяла. Но глядите, и генераторы выдают стабильную мощность, и накопители под завязку. Десантные боты тоже в порядке – идут ровным строем, наверняка большинство на автомате, когерентные синхронизаторы даже на предельных ускорениях превращают любой строй в монолит. Сейчас же они шли с номинальными пятидесятью «же», успешно выписывая по пути пологую дугу равных напряжений ровнёхонько к одному из далёких планетоидов.
Три года субсвета пройдено и ещё полтора впереди, прежде чем необходимо будет предпринимать какие‑либо решения.
Так должно быть, но на деле всё обстояло иначе.
«Вывести на гемисферу любые внешние аномалии по небу».
Обратный голосовой канал Ковальский активировать не стал, сейчас ему было не до многословия тупой железки. Просто мысленно потянулся к направляющим, растягивая и выкручивая детализацию гемисферы так, чтобы тяжесть в затылке оставалась в умеренных пределах. А что писк в ушах тут же неприятно усилился, так это уж потерпим как‑нибудь.
Куда смотреть, он догадался не сразу.
Пришлось ещё увеличить масштаб и повысить детализацию.
И только тогда Ковальский сумел разглядеть искомое.
Это выглядело как лёгкая рябь на фоновой звёздной засветке. Едва заметное замыливание слабых далёких туманностей там и сям.
И только если наложить сразу весь комплекс сигналов, да ещё и подёргать туда‑обратно бегунок, вот оно, родимое.
Как будто два призрачных крыла постепенно уплотнялись со стороны кормы, не позволяя золотому шару «Эпиметея» оторваться, но и не приближаясь в достаточной степени, чтобы приборы астростанции могли собрать о преследователе хоть какую‑нибудь существенную информацию.
«Доктор? Доктор Ламарк!»
Да что ж такое, его вечно не дозовёшься.
«Ну чего?»
«Кто‑нибудь пробовал посчитать поля вероятности, он же явно по какой‑то выборке скачет туда‑сюда».
«А ты уже поди решил, что это что‑то разумное?»
«Конечно разумное, какие могут быть варианты?»
«Или перед нами некие хитрые эхо‑импульсы от того самого фокуса, да даже тупо сбой в программе слежения».
«Вы бы по такой ерунде меня не будили, могли бы и со сменщиком, да, вон, с Рабадом всё порешать».
«А тебе что, самому уже не интересно?»
Ковальский снова почувствовал, что злится.
«Не говорите ерунды, вы наверняка уже посчитали всю статистику и нащупали там какой‑то сигнал. Довольно темнить, доктор, рассказывайте уже как есть».
«А ты у нас нетерпеливый, да?»
«Со временем как‑то становишься».
От злости даже башка немного отпустила и боль в рёбрах ушла на второй план.
«Ладно. Эту штуку навигаторы заметили случайно, когда уточняли текущие координаты по одному из пульсаров. Повезло. Cбой в частоте секундного маяка уж больно бросается в глаза. В общем, с тех пор и следим, что бы это ни было, оно делает всё, чтобы мы его не заметили. Появляется в случайной точке пространства и преследует нас, как прибитое».
«Что бы это могло быть?»
«Этого мы не знаем, и квол молчит».
Молчаливый квол, звучало не очень позитивно.
«Нужно попробовать эту штуку целенаправленно пронаблюдать, на борту астростанции достаточно приборов, чтобы ободрать любой источник сигнала, как оболочку со сверхновой».
Не очень удачная аналогия, учитывая печальную судьбу Альционы D и её товарок.
«Пробовали. Всё время мажем».
«Но некая система в этих эволюциях имеется, не знаю, разложите это всё на гармоники, получите аналитическую функцию».
В ответ раздалась череда невнятных ругательств.
«Думаешь, самый умный? Да мы тут уже до аппроксимации дзета‑функцией дошли, сплошная ерунда, такое ощущение, что с каждым следующим событием используется новая функция плотности вероятности, но так хитро, чтобы все предыдущие события её не нарушали».
На этом месте у Ковальского отчаянно начало стучать в висках.
«Довольно, доктор, я уловил мысль, вы все умные, я дурак. Можете теперь меня отсюда извлечь?»
«Ты уверен, астрогатор? Я же вижу по биосенсорам, как у тебя давление скачет».
«Доставайте, доктор, и бросайте делать вид, что вам не плевать на моё самочувствие».
Ворча себе под нос что‑то нелицеприятное, Ламарк принялся колупаться в потрохах строптивой биокапсулы. Однако та, потрепыхавшись и попрепиравшись, всё‑таки в итоге сдалась.
Полилась по венам какая‑то финальная премедикация, щекотными каплями стёк по коже остаток геля, как всегда резко, без предупреждения, забулькало в горле отсосом заполнявшей лёгкие фторорганики, последними отщёлкнулись фиксирующие руки‑ноги браслеты, чтобы уже секунду спустя вывалить липкое туловище Ковальского на скользкий пол «прозекторской», как её про себя называли за белые стены и резкий свет.
В зрачки тут же впилась боль, каждый раз при пробуждении его преследовала трёпаная светобоязнь.
Ковальский вслепую, на ощупь замотался в паутинку одноразовой простыни, прошёл пару шагов наугад. Ага. Санитарный бокс чуть правее.
И лишь под благодатным душем немного пришёл в себя. Уф. Льющаяся с небес вода, омывая его, словно бы уносила с собой и этот звон в ушах, и эту предательскую слабость в конечностях.
