Трибунал
– Внимание, начинаю манёвр уклонения!
Ковальский не без удовольствия пронаблюдал, как походный ордер десантных ботов дружно прянул во все стороны, разогревая гравитационные пузыри. И только тогда позволил кволу завершить анонсированный манёвр.
Не дрогнув ни по одной из трёх своих осей, золотой шар «Эпиметея» юрким мячом от софтбола бросился в сторону, на полной мощности ускоряясь перпендикулярно курсу воображаемой макулы, чей образ сейчас симуляция услужливо скармливала тугодуму‑кволу. Наверняка разобидится, как придёт в себя. Бортовой квол «Эпиметея» никогда не любил подобных шуточек. Да и плевать.
Досужие псевдоэмоции квантовых симуляций сознания Ковальского интересовали сейчас в последнюю очередь. Он вместе со всеми собравшимися неотрывно следил за гемисферой. Пустой навигационной гемисферой, уж три года как не видевшей ничего, кроме мельтешения флота майора Томлина, если эти несчастные десантные скорлупки можно было назвать флотом.
И несмотря на все старания Ковальского, пустота так и оставалась пустотой. Никаких подозрительных сигналов на лимбе.
– Майор, пусть ваши люди следуют прежним курсом в плотном строю. Сделаем вид, что вы преследуете «Эпиметей».
Томлин ничего не ответил, но курсограммы ботов тут же начали собираться в кулак, стремительно нагоняя неуклюжую астростанцию.
– А теперь сделайте вид, что меня атакуете.
– Астрогатор, вы уверены?
– Ни черта космачьего я не уверен. Открывайте огонь, майор.
– Апро, астрогатор. Сержанты Ёшита, Каннинг, Гвандоя, разрешаю открыть упредительный огонь по цели. Выполнять.
Плазменные пучки послушно потянулись вперёд, отсекая «Эпиметей» от избранного кволом курса на уклонение от макулы. Ещё три секунды, и астростанция окажется на линии огня. Две. Одна.
– Отставить.
– Апро, майор.
Вокорр делал голоса вояк окончательно безжизненными. Даже бортовой квол произносил свои речевые обороты с большим количеством эмоций и обертонов.
– Ну что там, астрогатор?
– Вот оно.
С этими словами Ковальский услужливо развернул собранный автоматическими системами слежения информационный пакет. Всего микросекунда видеопотока с десятков антенн, телескопов и детекторов частиц, сфокусированных на единственном участке неба площадью не больше одной миллионной квадратного углового градуса.
Но этого времени хватило за глаза.
В центре той самой «медузы» отчётливо светился в жёстком гамма‑ и тау‑нейтринном диапазоне ясно различимый контур.
Спасители. Ну почему всегда вы?
На стоп‑кадре невозможно было не узнать обводы «Лебедя».
Ковальский, морщась от грязных флотских ругательств в общем канале, принялся выбираться из ложемента.
– Сдаю управление астрогатору Рабаду. Майор, восстановите, пожалуйста, прежний ордер.
– Апро, астрогатор.
Кажется, майор после сегодняшних поскакушек вновь изменил своё отношение к Ковальскому. Но тому было в общем плевать. Сейчас бы добраться до каюты – и всё равно, что она занята чужими вещами – да увалиться там спать, хотя бы часов на двадцать. Для начала.
– Ковальский, отойдёмте в сторонку.
Ещё один. И надо же, сразу на «вы».
– Доктор Ламарк, что вам.
– А вам не хотелось бы обсудить ваше, хм, открытие.
– Никак нет, не хотелось бы. Вы получили, что хотели, теперь ваша очередь, а я – спать. Врагу такого экстренного пробуждения не пожелаешь.
– А вот я совсем не уверен, что хотел именно этого. В конце концов, именно вы настаивали на разумности преследователя.
– Да мне плевать сейчас, на чём я настаивал. Если нам не почудилось, и это за нами явились летящие, то нам всем тут наверняка конец.
Лицо Ламарка на этом внезапно сделалось каким‑то нарочито отрешённым.
– А если я вам скажу, что вы правы и в этом?
О как.
– Только воякам не вздумайте это говорить, а то они тут с удовольствием вам… навоюют.
– И не собираюсь. Но всё‑таки, давайте отойдём в дальнюю каюту, чтобы не нарываться на лишние вопросы.
Да делайте что хотите, только оставьте его в покое.
В каюте прямо на ящиках с приборами вповалку спали два докторанта из группы Ламарка. Пришлось их сначала будить, потом выпроваживать, и только потом, врубив режим акустической изоляции, они продолжили разговор.
– Астрогатор, если у вас есть какие‑то версии происходящего, самое время их изложить.
Ишь ты.
– Доктор Ламарк, вы меня с кем‑то путаете. Я простой дежурный астрогатор «Эпиметея», я делаю своё дело и в посторонние дела не лезу.
Но Ламарк даже бровью не повёл.
– Не паясничайте, Ковальский, вам не идёт. Вы единственный из оставшихся на борту, кто вляпался в эту историю с самого начала. Ну так поделитесь информацией, она у вас явно имеется.
Ковальский уселся на край кофра из ребристого армопласта, под которым что‑то отчётливо тикало солидным таким метрономом – клац‑клац, клац‑клац. Уселся, отчаянно зевнул и только после этого ответил.
– Нет у меня никакой информации. Превиос и советник если что и знали, то вряд ли сказали бы. Они вообще трепались без умолку, но всё не по делу, о каких‑то абстракциях.
– Хорошо, они упоминали в своих разговорах бран‑гравитоны?
Ковальский пожал плечами.
– А что это? Что‑то из теории струн?
Ламарк только рукой махнул.
– Хорошо, а «глубинные бомбы» в разговорах упоминались?
– Что‑то такое говорили, но я не помню деталей. А к чему эти вопросы?
Ламарк тоже уселся на тикающий кофр, задумчиво потирая подбородок.
