Трибунал

– Но это же… но это же геноцид! Одно дело – оставить чужую расу на произвол судьбы, давая ей пусть призрачный, но не нулевой шанс спастись от Железной армады, совсем другое – собственным дактилем активировать машину судного дня. Только не говорите мне, соорн‑инфарх, что вы на подобное способны?

– О, можете поверить, я способен. И вы способны. Наши искры одинаковы. Холодные, бесчувственные порождения глубин Войда. Им плевать на наши физические эмоции и нашу бренную мораль. Но если бы вы спросили, хочу ли я подобного, то нет, я бы не поступил так даже по прямому приказу Совета. Но не потому, что я жалею артманов, ирнов или кого бы то ни было. Я попросту считаю, что это бы поставило под удар выживание цивилизации летящих. Одно дело – быть хулимыми «спасителями», совсем другое – стать цивилизацией космических карателей. Это плохо заканчивается. Уж поверьте моей памяти.

– А как же миллиарды жизней? Они вас не мучают в ночных кошмарах?

– Мои кошмары не должны вас беспокоить, нуль‑капитул‑тетрарх, позаботьтесь о собственных. Потому что до сих пор план успешно действовал. Артманы прекратили попытки агрессивной экспансии, ограничившись тем, что обезопасили сектор вокруг Фронтира, начали налаживать контакт с ирнами, задумались о долгоиграющих планах, перестали банально выживать, каждый раз с мясом вырывая у собственной галактики право на завтрашний день. Но тут вмешались вы.

– Это несправедливо, соорн‑инфарх. То, что вы всё это время принимали за умиротворение, мне, на взгляд изнутри, на взгляд пристального служенаблюдателя, которым вы же меня и назначили, представлялось лишь затишьем перед бурей. Все эти без малого две сотни сезонов в безопасных недрах Цепи зрел мятеж.

– Против чего?

– Против той судьбы, что мы им приготовили.

– И в чём же, по вашему мнению, она состояла?

– Моё мнение тут, как и положено объективному исследователю, совершенно неважно. Важно то, какой свою дальнейшую судьбу видели сами артманы.

– Вы меня беспокоите всё больше, нуль‑капитул‑татрарх, мне начинает казаться, что вы в итоге сделались артманом в куда большей степени, чем летящим.

– К счастью, это невозможно чисто физиологически. Мы слишком разные по своей природе. Но сочту это предположение за комплимент, соорн‑инфарх, ваше признание делает мне честь, раз я выгляжу в ваших глазах артманом, значит, моё служение было не напрасным. Однако вы задали мне вопрос, на который я не знаю точного ответа. Есть только мои наблюдения, весьма субъективные, и есть прямые свидетельства тех артманов, с которыми я имел возможность общаться неформально, вне официальных площадок межрасового общения, куда меня приглашали в качестве посланника Большого Гнезда. И каждый раз, когда мне удавалось задать артману один простой вопрос, я получал очень разные, но сводимые к чему‑то единому ответы.

– Что же это был за вопрос?

– Не торопитесь, будем последовательны. В Совете всегда опасались рассеяния артманов, им виделось хаотичное, децентрализованное Пероснежие, населённое тысячами разрозненных артманских миров и цивилизаций. Именно в этом была суть исходящей от артманов опасности. Так вот, они не видят себя такими. Для них нет более важной цели, чем соблюдение единства со своей расой, даже в ущерб дальнейшей экспансии. Ни представители наиболее развитых Семи Миров, ни жители периферии, включая населённые последователями террианских корпораций суперземли Фронтира, ни тем более следующие за Воинами плоды евгенических программ Конклава не проявили ни малейшего оптимизма по поводу перспектив остаться в одиночестве, самостоятельно выбирая свой путь в отрыве от прочих артманских миров.

– Что вы этим хотите сказать, нуль‑капитул‑тетрарх?

– Я хочу этим сказать, что артманы оказались ничуть не в меньшей степени склонны к коллективизму, чем мы с вами, даже напротив, если оставшийся в одиночестве летящий ещё рассматривал бы возможности для личного выживания, артманов подобное вводит в столь сильный ступор, что он становится несовместим с жизнью. Если проще – артманы оказались фактически коллективным видом вроде роящихся насекомых. Они не видят смысла своей жизни вне роя. А это значит…

– А это значит?.. Не тяните же, нуль‑капитул‑тетрарх, что за внезапная велеречивость и многозначительность!

– А это значит, что все наши модели бесполезны. От меня требовалось искать в действиях артманов признаки надвигающегося внутривидового конфликта и я согласился, что подобное возможно. Воины против затаившихся Соратников, «естественники» против «тинков», Семь Миров против останков террианских корпораций Большой Дюжины, говорящие на языке отцов против говорящих на языке матерей. Контр‑адмирал Финнеан против адмирала Таугвальдера, в конце концов, почему нет? Если они способны представлять опасность для самих себя, значит, они опасны и Большому Гнезду. Звучит логично!

– Не томите.

– Но всё оказалось ровно наоборот! Вспомните их «чёрные иды» и террианскую легенду о Матери! Если перед нами ноосферный конгломерат, единый роевой разум, то внутривидовые конфликты бесполезно изучать, особенно в свете той гипотетической опасности, которую несёт нам этот вид. Напротив, чем более внутренне противоречивы артманы, тем безопаснее они для окружающих, тем больше они будут замкнуты на внутренних проблемах! Что может быть очевиднее, мы просто не понимали всё это время, с чем мы имели дело.

– И теперь вы открыли мне глаза на истинное положение вещей, не так ли? Я вас разочарую. Летящие уже имели дело с истинными роевыми интеллектами в соседних галактиках, и продолжают изучать их, пусть и не так пристально, как разумные расы Пероснежия. Однако нет, всё куда сложнее и, одновременно, куда проще. Да, артманы нуждаются в Песне Глубин своих Воинов в куда большей степени, чем наши соплеменники – в наших, это не секрет. И у них сохранились легенды о погибшей ноосфере Матери, но никакой даже самый оголтелый пантеизм не делает единоличный разум коллективным. Что бы вам ни говорили ваши случайные респонденты, артманы – одиночный вид, в котором каждая особь от рождения до смерти остаётся полностью поглощена инстинктами личного выживания, а значит – в них заложена всё та же природная аутоагрессия, когда в условиях ограниченных ресурсов приоритеты выживания перевешивают любые разумные доводы о преимуществах мирного сосуществования рас хотя бы из чувства благодарности за собственное спасение.

«Спасение». Опять оно. Соорн‑инфарх упорно не желал принимать тот факт, что выжившие артманы никогда не простят летящим своего непрошенного спасения.

– То есть мы заперли их в пределах Цепи, заведомо ограничив артманов в тех самых ресурсах, по сути – запретили им дальнейшую экспансию, а после этого торжественно, под фанфары, удалились прочь, умыв руки, и это Совет считает истинным следованием пути летящих?

– Не буду говорить за весь Совет, но я как его полноправный член полагаю, что у нас не было иного выхода. Ах, да, мы могли бросить их на растерзание Железной армаде, которая уж точно не стала бы ждать, пока они сами освоят пустотность и смогут хотя бы полноценно противостоять угрозе.

«Угроза», так навигаторы артманов называли спонтанный огненный барраж эхо‑импульсов из‑за границы субсвета. Но соорн‑инфарх имел в виду совсем иное.