Трибунал
На том и расстались, тьфу ты, аж голова тогда разболелась. И вот теперь посланник Чжан стоит у экрана в собственной каюте и в отчаянии разглядывает собственную трясущуюся ладонь только лишь потому, что только что услышал доносящийся с борта другого корабля собственный голос.
Так что ты там, скотина санжэнь, такое имел в виду, когда мутными своими речами пытался меня предупредить?
Советник Е, между тем, похоже, всё‑таки успел не только добраться до рубки, но и сумел вразумить там бедовую команду мичмана Златовича, во всяком случае, судя по телеметрии, поступающей на экран, их «Тэ шесть сотен три» успешно лёг в дрейф, начиная описывать широкую петлю гало‑орбиты, и даже, о чудо, внезапно заработала внутренняя связь, во всяком случае голос кого‑то из навигаторов вполне различимо прокаркал своё «посланник, мы перешли на пассивную».
Ну надо же, оказывается, пробежки туда‑обратно до рубки и назад всё это время были вовсе не обязательными.
«Пробуем донести суть ситуации до контрольной башни».
Пробуют они, ну надо же. Плохо пробуете.
Чжан Фэнань всё думал над предупреждениями санжэня, продолжая наблюдать за неуклюжими эволюциями корабля‑двойника.
«Вам придётся научиться преодолевать любые преграды».
А вот тот загадочный обладатель его собственного голоса, похоже, ещё не научился. Или же не был предупреждён вовсе.
Да кто он, к чертям космачьим, вообще таков!
Кто бы ни был, у него сейчас были крупные проблемы.
Продолжающий болтаться в узком швартовом коридоре рудовоз внезапно и лихо повело лево на борт, так что у самой границы прочного корпуса тут же вспыхнула вольтова дуга перемыкания силовых линий.
Аварийные каналы связи тут же разразились гневным воплем общей тревоги. Что при этом творилось в общих навигационных каналах, посланник мог лишь догадываться.
Совсем дела у ребят плохи.
Почему он вообще беспокоится о кучке вовсе не знакомых ему людей, к тому же отчаянно притворяющихся их несчастными «тремя шестёрками». Настолько отчаянно, что им хватило ума нарваться на собственную же хитрость с подделкой транспондеров, и вот теперь, когда, несмотря на все препоны, настоящий «Тэ шесть сотен три» успешно прибыл к «Тсурифе» почти одновременно с ними, они в итоге сделались жертвой собственной же задумки, когда автоматика станции так и не смогла разобраться, кому отправлять директивы и откуда получать сигналы телеметрии.
Пиратский же корабль тем временем окончательно потерял ход. С ним творилось что‑то совершенно странное – его прочный корпус принялся сперва приобретать вычурный блеск, будто на глазах обтягиваясь снаружи какой‑то плёнкой, от которой поочерёдно отражались, подобно силовой броне боевых первторангов, окружающие звёзды, но впоследствии покрытие принялось быстро приобретать матовую снежную белизну, словно покрываясь на космическом морозе слоем инея.
Погодите, догадался посланник. Они не просто скопировали «три шестёрки» от кодов транспондеров по модель лихтера. («И наши голоса!») Они даже груз повторили. Таинственный двойник вёз такую же акву.
Так вот куда делись все контейнеры на Янсин!
Они, сволочи, всегда были на шаг впереди.
Но явно не рассчитали своих сил. И вот теперь их закипающий вне опрессованного объёма груз через разгерметизированный прочный корпус принялся фонтаном бить наружу, формируя на поверхности повреждённого рудовоза быстро твердеющую снежную оболочку.
Если присмотреться, уже и ближайшие борта кораблей и швартовых узлов начали стремительно светлеть от долетевших брызг.
Это добро будет теперь годами возгоняться в низком вакууме, прежде чем всё это окончательно сумеют расчистить.
Да уж, неслабый сюрприз таинственные космаческие пираты устроили «Тсурифе‑6».
Погодите, внезапно задумался посланник.
А если в этом и состоял изначальный план?
Сколько разнообразных усилий в последнее время, должно быть, предпринималось с разных сторон, чтобы «Тсурифа‑6» не сумела стать полноценным свободным портом и тем более не потащила за собой других?
Как минимум Адмиралтейство наверняка спит и видит, как бы вернуть мятежную станцию под своё командование, подобная аварийная ситуация им точно на руку. На Афинах будут радостно потирать свои потные пятизвёздные ладошки, как только декогеренция позволит расшифровать первые сообщения о случившемся.
Черти космачьи, одёрнул себя Чжан Фэнань, не о том думаешь. Кого при этом назначат крайним? Посланник Янсин не сумел доставить банальный груз воды, не устроив на станции бедствие космического масштаба! Как вообще можно иметь дело с «Янгуан» после такого?
– Советник Е, вы меня слышите?
– Я к вашим услугам, посланник!
– Скажите этим дуболомам, чтобы срочно высылали на борт аварийного лихтера спасательные катера, пока рубку окончательно не приморозило.
– Посланник, экипаж вне опасности, система жизнеобеспечения не пострадала, запасов у них с избытком, достанут, как закончат основные спасательные работы.
– Советник, вы не поняли. Немедленно сообщите им, что на борту у аварийного лихтера – наши неопознанные двойники, и необходимо их срочно доставить на станцию для проведения расследования. Я подозреваю, что эта авария нарочно подстроена. Это была осознанная диверсия, советник, так и передайте на «Тсурифу», слово в слово!
Повисла недолгая пауза.
– Принял к исполнению.
Оператор третьего ранга Рауль Кабесинья‑третий завис, растопыря конечности, в седловине гравитационного кармана. Само упражнение было ему не в новинку – сколько раз, получая на аттестационной комиссии очередной грейд, он вот так же играючи балансировал среди искривлений пространства. Только на этот раз под его управлением находились не гигатонны сухой массы и не петаватты фидеров силовых установок, а банальные пятьдесят с чем‑то килограмм тщедушной плоти и жалкие килограмм‑силы, этой самой плоти присущие.
Да, этим инструментарием тоже приходилось овладевать, причём овладевать в совершенстве, если, конечно, ты не надумал проломить себе немедленно череп или сломать ноги‑руки о ближайшую переборку.
Космическое пространство в рамках крошечных жилых объёмов, отделённых порой от вечной ледяной ночи лишь парой десятков сантиметров армопласта, на поверку выглядело куда более зыбким и опасным лабиринтом, чем яростные недра топологического пространства или плазменные короны горячих звёзд. Там царила точность. Пространство и время самым строгим образом подчинялось математике топологических симметрий, уравнениям состояния и лагранжианам действия, тут же каждую секунду можно было ожидать подвоха даже не от тех миллиардов сложнейших приборов, что поддерживали вокруг тебя условия, совместимые с жизнью, но от примитивной остроты собственных реакций биологической, мать её, природы.
