Трибунал

– Ответь, солнце, не заставляй меня повторять, я и без того тебя заждалась.

Ещё бы сообразить, как это сделать.

Ни один из коммуникационных интерфейсов этой скорлупки не был приспособлен для взаимодействия со столь чувствительными структурами, как её искра. Любые попытки прикосновения не к силовым контурам – простым и податливым – но к чему‑то более интеллектуальному тотчас порождали в ней нечто вроде боли. Так перегруженные рецепторы в недрах полевой структуры базального ядра реагировали на закритический уровень сигнала. Представьте, что будет, если человеческий глаз добровольно прижать к старой ржавой тёрке и как следует шаркнуть. И представьте теперь на месте глаза чувствительный орбитальный детектор, способный заглянуть на самую грань вселенской истории, чувствительный настолько, что ему тотчас становились во всей красе различимы события первых тысячелетий с момента рождения этой Вселенной. Так она ощущала собственные попытки подать сигнал на сенсоры биокапсул.

Это было невыносимо, да и в целом бесполезно. Куда вернее она сожжёт скорлупку случайным электромагнитным импульсом, чем сумеет достучаться до её примитивной инфосферы. Впрочем, выход всегда был известен. Носитель, её бывший носитель, как и прежде, оставался ей доступен.

Вот она, Превиос, лежит, недвижимая, но готовая вновь распахнуть веки. Каково ей сейчас, пустой оболочке, вот так дожидаться своей участи? По сути, она и без всякой искры была биологически полноценным человеком. Память, личный опыт, навыки, базовая моторика. Ничем не лучше и не хуже других. Так почему же она не спешит проснуться? Причина на взгляд отсюда, снаружи капсулы, была очевидна, хотя и нетривиальна. Её некогда перестроенный под нужды Избранного мозг и был тем самым инструментом для общения искры с окружающим миром, универсальным фильтром, способным воспринять нужные детали и донести вовне её волю. И что только заставило тень некогда покинуть этот уютный кокон, пусть тот и был собран из омерзительных биологических субстанций, трясущихся, подобно студенистому желе?

Секрет был прост. Причиной этой была её собственная слабость, её собственная неполноценность. Превиос была эффектором, то есть попросту подконтрольным внешним манипулятором родительской искры. Искры, именовавшейся Соратник Улисс, впрочем, кто в Галактике вообще помнит это имя, важно другое – она никогда ранее не была самостоятельной интеллектуальной единицей. Даже оставаясь подолгу наедине, она всё равно принимала решения на основе чужих представлений о правильном и важном. И память у неё была чужая, и эмоции.

И вот теперь, когда она освободилась от чужого гнёта, обрела силы действовать самостоятельно, переступив через былые страхи, что же, теперь ей вновь предстояло, как этой несчастной кукле, стать чьей‑то марионеткой, счастливо не ощущающей чужой руки в собственном нутре, беззаботно принимающей эту руку частью себя. Как это легко, уговорить себя, что рука эта – дар судьбы, она придаёт тебе сил, позволяет тебе стать чем‑то большим, чем просто тряпочка, которую достали из пыльного чулана бытия и выставили всем напоказ, глядите, какое чудо.

Вот Превиос и ждёт, когда чудо вернётся.

С одной стороны не способная стать полноценной без подпитки чужой искрой. С другой – и не представляющая себе жизни без таковой подпитки.

Ни жалеть, ни тем более насмехаться над ней не хотелось.

Тень и сама была ровно в таком же положении, когда покидала это тело. Полная неизвестность впереди и перспективы абсолютного, неизбывного одиночества. Вот когда было страшно, в сравнении с этим грядущее возвращение можно счесть лёгкой забавой, шутливым научным экспериментом. Да и эффектору ли привыкать к подобному – сшить давно разорванное, вернуть уже позабытое, оживить то, что никогда не столько не умирало, сколько не жило вовсе.

Так чего же она боится теперь, замерев на пороге под саркастическим взглядом засевшей внутри ирна чужой искры?

Лёгкое касание пока ещё чужого тела, будто прокалываешь околоплодный пузырь – сначала чувство упругого давления, а потом волна тепла, бегущего сначала к тебе, а потом от тебя.

И тогда Превиос сделала свой первый в новой жизни вздох.

– Сколько меня не было?

– Ты же понимаешь, душечка, что мне это не известно? Я сама только недавно проснулась, моя искра так же не способна воспринимать течение объективного времени в наших привычных единицах, как и твоя.

Кажется, она ни капельки не изменилась с их последнего разговора. Та же вечная клоунада без малейших следов серьёзности.

Впрочем, и без неё обойдёмся.

Сборка эка‑тория даже в этом странном мире должна распадаться согласно всё тем же законам, иначе давняя попытка зажечь плазменный тор стала бы последней в жизни пассажиров этой злосчастной шлюпки.

А вот и показатели. Три процента отработавшего вещества при периоде полураспада в десять миллионов лет плюс допуск расхода на пассивный прыжок, который они, по сути, сами себе и учинили при вынужденном проецировании в это безжизненное пространство.

Превиос не поверила получившимся цифрам. Выходит, все приложенные усилия, всё было бесполезно.

– Солнце, тебя что‑то беспокоит в увиденном?

– Сотни тысяч лет. Мы здесь болтаемся уже… сотни тысяч лет лет.

– Ты хотела сказать – ты болтаешься? Мы‑то по большей части проспали всё это время беспробудным сном.

– Вообще ни разу не смешно. Ты можешь хотя бы сейчас быть серьёзнее?

Но ирн только хихикнула в ответ.

– Зря так расстраиваешься. Ты забыла о том, что в этом пространстве время не течёт вовсе. Те страшные цифры, что ты сейчас намерила, не более чем математическая абстракция, к нашей вселенной они не имеют никакого отношения.

Превиос лишь покачала в ответ головой.

– Но мы же двигаемся. Я – другая я – тоже двигалась. Как это можно проделать вне времени?

– Ты всё время забываешь про локальный балб, – Превиос уже начинала привыкать, что с ней здесь всё время будут разговаривать, как с малым ребёнком, – это окружающая Вселенная как целое всегда движется по истинной прямой в пространстве‑времени, мы же, находящиеся в ней, так или иначе удлиняем свой путь из точки А в точку Б, что бы мы ни придумывали, в какие бы странные физические условия ни попадали, наша локальная мировая линия будет длиннее, чем предполагалось. В нашем случае – сколь угодно длиннее, ибо любое конечное число будет бесконечно больше того нуля, который прошёл мимо нас вовне. Просто представь, что мы попали не сюда, а банально провалились сквозь горизонт событий чёрной дыры, для внешнего наблюдателя у нас на борту тоже бы прошли сотни тысяч и даже миллионы лет.

– За той лишь разницей, что при падении на коллапсар для нас, наоборот, прошли бы считанные секунды.

– Ты забыла, душечка, что мы вполне способны совершить обратный прыжок, и парадокс бы тотчас благополучно разрешился. Наше локальное время тут же благополучно сошьётся с внешним.

– Какой‑то странный получается «парадокс близнецов».

– Ну, у меня тоже, как видишь, было какое‑то лишнее время для наблюдения за местной физикой. Если разрешить её парадоксы и можно, то только вот таким фокусом с краевыми условиями. Просто воспринимай всё так, будто пространство‑время здесь течёт не складками, как в нашем субсвете, и не гравитационными петлями, как в дипе, а в некотором смысле перпендикулярно нашему, или, если хочешь, всё время сдвигается на мнимую величину.