Триста миллионов спартанцев

Его дедушке – «дедушке Яри», как все его называли, – было уже за восемьдесят; для столь преклонного возраста он, тем не менее, был на удивление бодр. Дедушка был единственным близким родственником Яна с тех пор, как не стало его родителей; он вырастил и воспитал мальчика, и Ян очень любил его и восхищался им – считая его ни много, ни мало своим кумиром, стараясь во всем ему подражать.

Они остались вдвоем, когда Ян только начинал ходить в школу. Времена были неспокойные, дурные; трагедия, которая случилась с ними, лишила Яна одновременно отца, матери и бабушки; дедушка Яри потерял жену и дочь.

Ян плохо помнил то время. В его памяти почему‑то отпечатался лишь странный, ни на что не похожий запах, который он чувствовал на похоронах и который с тех самых пор преследовал его всякий раз, когда ему бывало тоскливо; а после, как ему смутно помнилось, он долгое время плохо спал и часто плакал – и дедушка Яри тоже, хотя и старался делать это незаметно для него.

С тех пор они навсегда стали самыми близкими друзьями. Дедушка был удивительным человеком; все то хорошее, что Ян узнал об этом мире, когда еще был ребенком, все то плохое, к чему он научился правильно относиться, пока подрастал, добрые книги, которые он прочел – всем он был обязан дедушке Яри; и дедушку его все очень любили – он был сильным человеком с тяжелой судьбой, но, несмотря на это, у него был удивительно мягкий нрав – и Ян всегда искренне гордился им.

Их судьбы в чем‑то были схожи. Так же, как Ян, дедушка Яри рано остался сиротой – его родители пропали без вести в годы войны. Отец дедушки Яри – прадед Яна – был этническим финном; мать – эстонкой. У прадеда до войны была мебельная фабрика; после советизации Эстонии он подлежал депортации вместе с семьей – как антисоветский элемент.

Дедушке Яри единственному удалось избежать этой участи. Семью свою он больше никогда не видел; пережив войну, он остался жить в Таллине – правда, их старый дом ему, разумеется, больше не принадлежал. После он женился на русской девушке; у них родилась дочь – мать Яна. А она вышла замуж за эстонца – Янова отца.

Одним словом, вся история этой страны за последние три четверти столетия словно отпечаталась на семье Яна и его происхождении. Его родным языком был эстонский – но он довольно свободно, хотя и с небольшим акцентом, говорил по‑русски, и так же сносно мог объясняться на финском.

А когда он был еще совсем маленьким и родители были еще живы – республика вновь стала независимой, и, по прошествии некоторого времени, им вернули их старый дом.

Дедушка впоследствии часто говорил ему, что это был один из самых счастливых дней в его жизни. И очень радовался тому обстоятельству, что в доме не жили другие люди – его занимала небольшая контора, и, таким образом, никому не пришлось из‑за этого пострадать так же, как когда‑то пострадала его семья.

От покойных родителей Яна им с дедушкой остался солидный банковский счет. В первые годы после провозглашения независимости отец занимался торговлей, и это обеспечило в итоге дедушке Яри заметную прибавку к пенсии – так, что он худо‑бедно тянул и довольно большой дом, и подрастающего внука, и себя заодно. А потом Ян подрос, поступил в университет и начал немного подрабатывать – и им стало заметно легче.

Вот так они и жили, душа в душу, как самые неразлучные друзья – даром, что между ними лежала пропасть шириной в множество поколений.

 

 

***

 

– Это ты, дружок? – едва переступив порог, услышал Ян дедушкин голос. Он улыбнулся; дедушка Яри почему‑то всегда делал так – хотя это никогда не мог быть никто другой, кроме Яна.

– Да, дедушка, – отозвался он. – Ты чего не спишь?

Пока он снимал верхнюю одежду и обувь, дедушка вышел из кухни в прихожую; на нем был старый засаленный фартук, он весело улыбался и что‑то жевал.

– Вдруг ужасно захотелось ухи, – объяснил он. – Представляешь?

– Ты чего, встал посреди ночи, чтобы приготовить уху?

– Я и не ложился, не спалось мне. А ты давай, проходи скорее в кухню – все уже готово.

– Я сытый, дедушка.

– Ничего, поешь хоть немного, за компанию со мной. Где ты был, кстати?

– В джаз‑баре.

Они вместе прошли на кухню и Ян, достав из кухонного шкафа пару глубоких тарелок, разлил суп.

– Пахнет потрясающе, – заметил он, когда они уселись за стол.

– Сам в восторге, – кивнул дедушка. – Так ты гулял с друзьями?

– Нет, ужинал с девушкой.

– Хорошая девушка?

Услышав в общем‑то традиционный вопрос, Ян отчего‑то растерялся. Он умолк и крепко задумался над ним; показалось удивительным, что ему самому прежде и в голову не приходило взглянуть на нее с этой стороны. Хороший ли она человек? Да будь он проклят, если знает. А ведь сам всего часом ранее говорил ей о том, что именно это важнее всего прочего в людях.

– Наверное, – пожав плечами, ответил он наконец.

Дедушка не мог не заметить его реакции, но ничего не сказал.

– Но тебе она нравится? – уже иначе спросил он.

– Да, конечно, – честно ответил Ян. – Правда, ей больше по душе один забавный товарищ из университета.

– Забавный товарищ?

– Да… помню, когда мы учились на первом курсе, он что‑то все время опаздывал на лекции; сильно так опаздывал, на полчаса и больше. И все рассказывал разные увлекательные истории о себе – в том числе, и о причинах своих опозданий: то он по дороге подрался с уличной бандой, то познакомился с мисс Эстония, то мир спас… И вот, как‑то раз я тоже очень сильно опаздывал на учебу, и в нескольких остановках от университета наблюдал на дороге такую картину: посреди проезжей части, завалившись на правый бок, стоял брошенный пустой автобус, а оба его правых колеса лежали на обочине. Я, конечно, удивился, думаю – какого черта здесь произошло? И вот, приезжаю, значит, в университет, и первое, что вижу – это Урмас, который с бешеными глазами рассказывает группе обступивших его преданных слушателей: «представляете, сегодня ехал на автобусе на лекцию – у него колеса отвалились».

Дедушка Яри поперхнулся ухой.

– Что, прямо так и было? – спросил он.

– Честное слово. Вот так старина Урмас научил меня всегда верить людям – по крайней мере, до тех пор, пока достоверно не известно, что этого делать не стоит.

Дедушка Яри задумался на секунду.

– Думаешь, он все‑таки знаком с мисс Эстония? – серьезно спросил он.

Ян тоже немного подумал – и так же серьезно ответил: