Учитель

– Допустим.

– Так вот люди – это как будто немного растения, а немного мы. Но в них еще есть что‑то свое, уникальное. Если ты узнаешь людей получше, тебе в них многое понравится. А как ты сможешь что‑то о них понять, если сидишь целыми днями в горной пустоши, подрабатываешь у старого Барса Нуамея и света белого не видишь?

– А ты не думал о том, что, поговорив со мной, они, может быть, тоже будут против моей персоны? Я ведь льстить и врать не умею. Если о чем‑то спросят, скажу ровно то, что думаю.

– Это да… Но послушай, они же заплатят хорошие деньги. – Увидев мой укоризненный взгляд, брат исправился: – Правда, тебя это вряд ли заставит прилично одеться. Может, хоть челку свою уберешь с лица ради собеседования? Ведь глаза почти закрывает!

– Нет.

– Так я и думал, – цыкнул он с досадой. – Но… на собеседование‑то хоть сходишь?

Я не знал, как быть. Мне очень не хотелось унижаться перед Шанхольцами и просить у них работы. Но в то же время брат обеспечивал нас обоих, и мне хотелось облегчить ему жизнь. К тому же ведь не так и позорна должность учителя.

– Схожу, – буркнул я через силу.

На этом разговор был окончен.

 

Глава 3

 

я уже стою перед огромным домом семьи Шанхольц из клана людей. И вот

Брат настоял, чтобы я надел на собеседование его темно‑зеленый пиджак. Мы с ним плюс‑минус одного телосложения, только волосы у нас разного цвета. По маминой линии я не просто рысь, а редкая сероцветная разновидность. Кто‑то из маминых предков был смешанной с волком породы, и у нас нетипичный для рыси окрас – темно‑серый, с пепельным оттенком. Не говоря уже о том, что серо‑голубых глаз у чистокровной рыси в принципе не бывает.

В дом меня провела домработница. Пройдя по длинному коридору, мы прибыли в просторную гостиную. На диване сидела неприятного вида женщина, изрядно напомаженная и оштукатуренная. Я попытался силой воображения представить, как она выглядит в своем естественном виде, но мне это не удалось.

– Господин Танэльс‑младший, мадам, – сказала ей домработница.

Женщина на диване приподнялась, ее тонкие губы растянулись в дежурную улыбку.

– Мари Шанхольц, – представилась она. – Присаживайтесь, пожалуйста.

В первые секунды общения она болезненно всматривалась в мое лицо, видимо пытаясь рассмотреть спрятанные за челкой глаза, но ничего по этому поводу не сказала.

Когда она заговорила, ее голос оказался скрипучим и неприятным. Таким голосом обычно обладают люди, которые либо сильно больны, либо имеют скверный характер. Я невольно вздохнул. Перспектива иметь разговор с этой женщиной меня совсем не радовала.

– Давеча мы имели удовольствие познакомиться с вашим братом, и он нам сообщил, что ваши предки родом из Алисси́и, – начала она. – Он также вас рекомендовал как человека, хорошо владеющего алисси́йским языком. Но прежде я хотела бы вас спросить, знакомы ли вы с учебником алисси́йского авторства Некó? Нам его рекомендовали как одно из наилучших пособий для изучения этого языка.

Хоть я силился понять, кого именно Мари Шанхольц имела в виду, когда говорила «мы», я решил отвечать по существу.

– Я знал одного человека, который занимался вроде бы как раз по этому учебнику. Насколько мне известно, он был издан очень давно и не отражает того живого языка, на котором сейчас говорят в Алисси́и. Например, в нем говорится, что «ситóрис карисма́тис» по‑алисси́йски означает «ничего страшного», но никто из алисси́йцев так сейчас не говорит. Все говорят «ка́ри ситóри.»

Мари сузила глаза и поджала губы.

– Что ж, – сказала она. – Но с самим учебником вы не знакомы?

– Нет.

– Гм… Хорошо. – Она над чем‑то задумалась. – Тогда, возможно, стоит дать вам пообщаться с Софи. Это моя внучка, которой требуется преподаватель алисси́йского.

– Хорошо.

Привели Софи, которая с виду была как все остальные дети ее возраста. Но я отметил странно впившиеся в меня маниакального вида глаза. Взгляд у нее был недетский.

– Господин Танэльс, это Софи, – представила мне старшая Шанхольц. – Софи, поздоровайся.

– Добрый день, – сказала она по‑алисси́йски. – Рада знакомству.

Произнесла она это на удивление правильно.

– Взаимно, – ответил я ей тоже по‑алисси́йски, и по недоумению, отразившемуся на ее лице, понял, что это выражение было ей неизвестно. Поняв, что она только что столкнулась с ранее не знакомым словом, Софи пришла в странный буйный восторг, – я говорю «странный», потому что мне непонятно, как такой факт может вызвать такие эмоции.

– Кла‑а‑асс! – протяжно запищала она, хлопая в ладоши. Я поморщился.

– А как вас зовут? – спросила она на родном языке. Мне понравилась ее прямолинейность.

– Я Рысь из семейства Танэльс, младший сын, – ответил я.

– Класс! – опять криком провозгласила Софи. Я уже стал подозревать проблемы в эмоциональной сфере, но тут она выдала такое, от чего я совершенно опешил:

– Хочу, чтобы вы называли себя Софи, а я буду называть себя Рысь! Софи нравится это имя!

– Софи, что за причуды! – одернула ее бабушка.

Но Софи только картинно заныла, как капризный ребенок, и затопала ногами, повторяя:

– Хочу, хочу, хочу! Пусть я буду Рысь, а он Софи!

– Нет, Софи, так не пойдет! – сказала Мари. – Господину Танэльсу это не понравится. Перестань кривляться!

Я часто заморгал, пытаясь осознать, что вообще происходит.

– Извините, господин Танэльс, – сказала мне Мари, попросив домработницу пока увести внучку. – Софи у нас сложный ребенок, но если к ней привыкнуть, вы увидите, что она очень способная ученица.

Другой на моем месте, скорее всего, вежливо улыбнулся бы в ответ, но не таков был я. Не мог я изображать вежливость, когда какой‑то пятилетний человеческий ребенок только что попытался присвоить себе мое родовое имя, как будто я шут гороховый и надо мной можно потешаться.

– Простите, мадам Шанхольц, – услышал я собственный глухой голос, – но боюсь, я не смогу преподавать вашей внучке.

Я быстро поклонился и направился к выходу.