Варанаси. Город смерти и нелюбви

Джогиндер родом из глухой деревни, где только четыре с половиной дома, как он сам говорит. Три коровы, которых зовут Чёрная, Рыжая и Маленькая, мама и папа, которых он беззаветно по‑детски любит и боготворит, и брат, о котором он всегда отзывается нейтрально. Джоги – младший сын в семье, а это значит – всеобщий любимчик, который освобождается от любой работы, потому что младшенький. Как правило, младшие сынки в Индии – жуткие эгоисты, инфантильные до мозга костей, потому что всю жизнь привыкли только получать, но не давать, с врождённой установкой «мне все всё должны, потому что я младший». Мама Джогиндера ждала дочку, но получился снова сын – соседи говорили, что папа молодец, мужик, никакого брака, производит на свет только сыновей.

Джоги с детства помогал матери по хозяйству на кухне, потому что маме очень хотелось дочку, и она решила, что и сын не хуже будет готовить еду. Посему Джоги привязался к матери, стал её боготворить, пока они готовили, мама рассказывала ему разные истории и сказки, папа так не умел. Джоги боготворил мать, и это отражалось на всех женщинах. Он знал, какая у них нелёгкая доля. Потому всех женщин считал богинями. А мать в первую очередь. Несмотря на статус младшего сына, Джогиндер всегда делал всё тяжёлую деревенскую работу наравне с отцом и старшим братом, оттого стал худым и мускулистым, не как остальные – в 25 уже с «пивным» животиком, как будто им пятьдесят.

Отец Джоги долго думал, и наконец, решил, что старший сын, как и полагается, должен быть успешным, богатым и много зарабатывать, чтобы содержать семью, потому отдал старшего сына учиться на мировую экономику. А младший сын всегда принадлежит дому, он должен остаться с родителями, а поскольку Джоги привязан к матери, усидчив и спокоен, то папа решил отправить учить Джоги санскрит, чтобы из него получился прекрасный брамин, а хороший брамин всегда найдёт работу или учителем, или будет проводить пуджи по бесчисленным праздникам. А усидчивость поможет ему овладеть санскритом на должном для пуджари уровне. В Индии никто не выбирает свою судьбу сам. Судьбу выбирают родители. Их мнение окончательное и обжалованию не подлежит.

С тех пор как старший уехал учиться, Джоги стал помогать в нелёгком деревенском быту, делать самую тяжёлую работу, и спустя некоторое время стал очень сильным и выносливым. А по вечерам вместе с матерью готовил еду, а по утрам они стирали вместе, благодаря чему Джоги понял, как нелегка участь женщины, что в деревне она работает наравне с мужчиной, а потом ещё и выполняет всю работу по дому, рожает и воспитывает детей, от этого его связь с матерью стала ещё крепче. Отец учил Джоги санскриту с детства, Джоги знал все мантры наизусть, затем его, привязанного к родителям мальчика, отправили в Шимлу учиться санскриту в колледже. Тогда Джоги понял, как любит свою семью, и что он сделает всё, что скажут родители, только бы жить на земле, в доме, собирать коровам траву, печь с матерью чапати. А не жить в шумном и грязном городе, выучивая килограммы книг наизусть. Ему нравится размеренная жизнь и физический труд, он рад, что, наконец, отделался от колледжа, но тут отец решает отправить сына в Варанаси, закончить обучение и получить степень магистра санскрита. Джогиндер приезжает в Варанаси, знакомится с сокурсниками, они приводят его к Нанди в чайшоп.

Джогиндер заходит в чайную, здоровается со всеми: «Махадев!» (Одно из имён Шивы, Махадев – верховный бог в шиваизме – ветви индуизма), – Махадев! – вторят ему все. Лицо его светится счастьем, он, не переставая, улыбается. Его улыбка может сразить любого наповал: открытая, искрящаяся и какая‑то… настоящая, улыбка особенного человека, выделяющегося из толпы. На запястье нет браслета. Индийцы никогда не снимают свои побрякушки, тем более матерчатый браслет из мандира (храма) не полагается снимать. Потерять его невозможно. Где браслет?

Джоги светится ярче медного гроша. Пуджарики о чём‑то шушукаются.

Входит Нитиш. Ямрадж. Король смерти. Перерезатель куриных глоток. Мальчик с коровьими трогательными глазищами.

– Махадев!

– Махадев! Махадев!

– Джоги‑бхай (бхай, бхая – брат) – а где твой браслет? – спрашивает Нитиш.

На вопрос Джоги‑бхай не отвечает, лишь улыбается счастливо, освещая чайную своим непостижимым светом, в раскосых глазах блики.

Входит Аша.

– Намастэ.

– Намастэ, мадам‑джи, – вторят пуджарики.

Я бегло оглядываю Ашу – походка тигрицы, глаза с поволокой. У Аши есть одна особенность – даже асексуальные мешковатые юбки в пол она умеет носить с таким достоинством, будто это королевский наряд. Закуривает, и тут я вижу… браслет Джогиндера на её руке. Вот так так! Интереснее и интереснее. Неужели она с этим недосягаемым мальчиком. С неё станется, она же пагал (чокнутая). Аша будто специально демонстрирует свой браслет. Чтобы все видели? Что бы что? А может, она просто курит? А я тут домысливаю. От бесконечной скуки, начинаю наблюдать за ней и Джоги. Да. Ошибки быть не может. Поедают друг друга глазами, да так нескрываемо, что током бьёт на всю чайную. Чокнутая Аша!

Входит Угур, ставит камеру на штатив и снимает свои вечные документалки, курит беспрестанно, подкалывает Нитиша, клеит Ашу. Меня не клеит никто. Я – лишь наблюдатель, призрак, тень, я архивирую события в голове. Позже появляется Флоренс со своими домашними заданиями. Пуджарики встают в стойку – при первом же зове ринуться помогать ей с хинди.

Калу пьёт чай, как всегда заумничает, как всегда чешет в штанах. Наверное, мир рухнет, если в какой‑то миг я перестану видеть, как он чешется.

Аша грациозной ланью проскальзывает на излюбленные ступеньки, она не выносит Калу, чешущего причинное место. Я выхожу за ней. В надежде, что, если она в настроении, то продолжит свою историю.

 

Гокул

 

Аша давно скитается по Индии в одиночку. Она уже и сама забыла – сколько.

Многажды она хотела приехать в Варанаси, но каждый раз будто что‑то мешало. «Я не доросла тогда ещё до города» – говорит она.

Но вот в один прекрасный день Шив Ганга экспресс остановился на станции Варанаси Джанкшн, выплюнув из себя помятую от бессонной ночи Ашу с её рюкзаками. Вот он! Город – призрак, город‑смерть, святая святынь индуизма. И мороз по коже. Безбожно торгуясь, как базарная баба, Аша садится в рикшу и едет на Дашашвамед гат – главный гат (гаты – спуски к воде в виде ступенек, что‑то типа набережной) города, его сердце.

Город приветствует меня, – говорит Аша, он будто создан для меня, он принимает меня в себя, впускает, я чувствую это. Я каждой клеткой ощущаю, что город станет для меня фатальным. Но я не могу сесть и уехать, я не в силах сопротивляться. Я и Варанаси – мы одной крови, я – плоть города. Кто тогда мог знать, что мы станем с Банарасом (Варанаси, Банарас (англичане называли Бенарес), Каши – три имени города) единым организмом. Порой он меня отторгает, как инородное тело, порой я в нём задыхаюсь и ненавижу также остро и яростно, как и люблю. Безумное место.