Варанаси. Город смерти и нелюбви

Монализа в Варанаси – это как Леопольд в Шантараме (Шантарам – культовая книга, Леопольд – знаменитое кафе в Мумбаи). Уверена, что хозяин приплатил Лонли плэнет (знаменитый путеводитель), ибо ничем особенным место не отличается, персонал неадекватен, как везде, правда, цены радуют. Но последние годы бомонд переместился в Шива кафе, которое держат непальцы. Я, по старой памяти, хожу в Мона Лизу, в частности, из‑за хозяина – забавный дедок, из браминов; отчасти из‑за дешёвой еды и из‑за двух собак: маленькой старой дворняги Барауни и огромной, как лошадь, стройной Шанти (порода мне не известна, но очень породистая собака. Шанти – мир, в смысле покой). Барауни стара и ленива, обожает, когда я глажу её по седому носу, реагирует, если говоришь на хинди – Барауни, аао (подойди), бэйто (сидеть). Шанти невоспитанна и непроходимо тупа. В Индии привыкаешь, что собаки в ресторане – это нормально, снующие крысы и тараканы – это нормально.

Бенджамин.

Бенджамин – австралиец. Когда австралийцы говорят, мне хочется спросить: «Ребята, вы сейчас на каком языке говорите? Может, на хинди поговорим, я вас ни разу не пойму!». Но Бенджамина я могу иногда понимать. Это ангельское существо лет 20, с курчавыми белыми волосами до плеч и зелёными глазами. Если он побрит, то отличить от девочки его невозможно, только по голосу. Последнее время Бенджамин упорно поддерживает трёхдневную щетину. И ещё он ходит босиком. Всегда.

– Бенджамин, у тебя вообще‑то есть обувь?

– Обвуь? Зачем она мне?

– Чтобы по дерьму не ходить.

– Священное коровье. А дерьмо – внутри.

– Снаружи нет дерьма?

– Из некоторых выплёскивается наружу.

 

– И?

 

– И что? Ноги можно помыть. А вот душу свою не отмыть.

– Ты хочешь сказать, что рассекая везде босиком, ты очищаешь себя?

– Это ты сказала.

– Почему ты ходишь босиком?

– Попробуй.

Спустя несколько дней у меня в чайшопе порвались шлёпки, и я рассекала босиком сначала до дома, чтобы взять деньги, потом до базара и по базару. Тут никого это не волнует – священный город, многие ходят босиком. На базаре встречаюсь с Бенджамином, он улыбается своей ангельской улыбкой:

– Пробуешь?

– Ага!

– И как ощущения?

– Можно пораниться.

Он смеётся и уходит.

Через несколько дней я где‑то на аарти забываю шлёпки (в некоторых местах на этой церемонии нельзя сидеть в обуви), опомнилась только тогда, когда вступила в лужу, вернулась за тапками, но пошла босиком. Зашла в Мона Лизу, как назло там сидел Бенджамин, но ничего не спросил. Как пить дать, подумал, я очищаю душу посредством хождения по дерьму.

Адская жара сковывает мозги. Суреша не видно несколько дней, я думаю, что он заболел. Джоги смотрит на Ашу так, что, кажется, весь в мир в курсе, как он влюблён, Аша смотрит всегда загадочно и часто странно улыбается – не разобрать – кому. Энди уныл, но не оставляет попыток со мной заговаривать. И почему все старпёры этого мира считают, что я им подхожу?!! Хоть бы один поклонник моложе 55…Угур, не смотря на жару, примерно раз в неделю подкатывает со своим «уникальным предложением» заняться сексом. Хотелось бы знать, как Аша его отшивает, у неё не забалуешь. Я просто говорю: «Нет, спасибо!», и думаю, что пора валить в Гималаи, повыше от адского пекла.

Все остальные обитатели Мона Лизы – те же лица, что и в Нанди чайшопе.

Всё время одни и те же лица, одни и те же разговоры, одни и те же сплетни. Порой я ненавижу это место!

 

Нанди

 

Нанди бхай (брат Нанди) – так его называют. Вообще‑то их два брата, но второй мне не нравится – не кладёт достаточно сахара ни во что, кофе варит такой крепкий, что у меня глаза из орбит вылезают, на просьбы не реагирует, почти не общается с посетителями. Нанди же – просто душка. Его считают чем‑то вроде мебели. Но именно он – тот, кто в курсе всего происходящего. Я это поняла в тот день, когда он не вышел за стойку, весь день работал его брат, мы просидели с Ашей и Сурешем весь день на крыльце напротив, ибо не любим другого брата. Вечером, когда я цедила одна свой чай, ко мне подсел Нанди.

– Нанди, ты в порядке?

– Я был болен, съел накануне пирожное с кремом.

– С ума сошёл? В такую жару?

– Да я подумал, ничего не случится.

Тут Нанди разнервничался и перешёл на шёпот:

– Как же меня всё достало, все всё знают, все гаты знают, что у меня понос, все гаты знают всё обо всех. Считай, что я тебя предупредил. И не связывайся с Ашей, она потеряла рассудок в своей голове.

– Что похого сделала Аша, почему она вам тут как кость в горле всем?

Нанди вжал голову в плечи.

– Мадам Аша занимается плохими вещами. Не проси, не скажу больше ничего.

Теперь у меня не осталось сомнений. Кто‑кто, а Нанди в курсе всех событий в первых рядах. Молча варит чай, а сам слушает, мотая на ус. Может Аша приторговывает наркотой? Что имел в виду Нанди?

Джордано Бруно сказал, что Земля круглая. И попал на костёр. Пока общественное сознание не готово меняться и воспринимать новое, все кто не с ними – те против них, и те пойдут гореть. Их будут клеймить за осквернение религии и прочее, и прочее, и прочее. И Аша рано или поздно взойдёт на этот костёр. В прямом или переносном смысле. Не ясно, в каком страшнее. В общем‑то все всё знали, но, как обычно в Индии, делали вид, что ничего не происходит.

 

Гокул