Варанаси. Город смерти и нелюбви

Аша закуривает. Картинно так, как в кино. Будто давно хотела выговориться, и тут подвернулся удачный слушатель, а теперь она думает: а достойный ли? И закуривает паузы. А я боюсь что‑то спросить. Уж слишком откровенно и о личном. А вдруг я книгу потом об этом напишу? Я могу…

Аша продолжает, закрывая иногда глаза и вытирая пот полотенцем, адова жарища +48.

Аша и Гокул, пройдя по каким‑то узким и тёмным улицам, оказались в мрачном месте, наподобие студенческой общаги. Большего убожества Аша в жизни не видела, хотя она видела в Индии многое. И это юные «сыны Ганги» в таких условиях существуют? Мрачная комната с кроватью, в коридоре электроплитка стоит на полу, воды нет, туалет ужасен, тоже в коридоре. Малюсенькое оконце в тёмный узкий заплёванный закоулок. Но Аше тогда всё равно было. Друг стоял на шухере у входа в здание. Электричества нет, как впрочем, всегда. Гокул зажигает свечи. Аша смотрит на него и не может насмотреться, а он пахнет благовониями и Индией, такой дурманящей, пахнет её помешательством, она на расстоянии слышит, как стучит его сердце, как сумасшедшее, бьётся и рвётся наружу. Аша говорю ему: «Гокул, я слышу твоё сердце», «А я хочу услышать твоё», – шепчет он. Потом встаёт, задувает все свечи и начинается самая сумасшедшая ночь в жизни Аши. В какой‑то момент до Аши вдруг доходит, что у Гокула никогда не было женщины, никогда, никогда, никогда, никогда. Это Аша так ему понравилась или так припёрло? И потом у неё мелькнуло молнией: «Это я сейчас чем занимаюсь, это я сейчас невинности лишаю юного пуджари с Ганга аарти, это он‑то плейбой и пожиратель девичьих сердец, со штабелями девчонок???!!! Ну‑ну». Становится неловко и стыдно. Мелькает мысль всё это прекратить немедленно, но они уже не могут остановиться. Она растворяется в его руках, тонет в этих запахах и улетает.

В самый ответственный момент Аша слышит крик друга Гокула, ей кажется, что он вломился в комнату, но кричал он снаружи. Гокул кричит, чтоб Аша быстро одевалась. Через несколько мгновений в комнату вваливается жуткого вида огромный жирный мужик, как котят, расшвыривает Ашу и Гокула по углам, хватает Ашу своей лапищей размером с дом, грохает на кровать и пришпиливает к кровати. Аша даже не успевает испугаться. Этот мужик оказывается главным студенческой общаги с пуджари, со служителями культа, и Аша делает поспешный вывод, что насиловать он не будет. Но ошибается. В это время на мужика истеричным зверем наскакивает Гокул, толстяк ослабевает хватку, и Аше удаётся выскочить, соскользнуть с кровати и вжаться в угол. Толстяк швыряет Гокула о стенку, почти размазав, перегораживает выход. Тут вбегает друг, мелкий такой щуплый парнишка, они вдвоём с Гокулом снова кидаются на громилу, пока громила соображает, кто здесь ещё, Гокул заслоняет Ашу собой, она вцепляюсь за него мёртвой хваткой, всё, они как одно целое теперь, попробуй, расцепи.

И в этот самый момент Аша думает, как здорово вот так крепко с ним обниматься, он стеной заслоняет, она слышит бешеный стук его сердца и запах страха, не своего, его, и хочет поцеловать его в шею, а этот толстый громила, что он вообще здесь делает, портит всё кино.

Толстяк пытается расцепить Ашу и Гокула, но у него ничего не выходит, он понимает, что они как единый организм, насиловать обоих придётся. Друг Гокула встаёт на колени и молит громилу отпустить ребят с миром. Аша начинает впадать в ступор. Толстяк тычет два пальца в лицо и говорит: «Секс со мной две минуты, куколка, иначе я звоню в полицию!» Аша кричит, что толстяк сядет за попытку изнасилования и позвонить в полицию – прекрасная идея. Гокул пытается заткнуть Ашу, так как сейчас мужской разговор начинается. «Как это помолчать? – недоумевает Аша. Они что сейчас будут решать, сколько минут меня насиловать, или что?» И тут она понимает всю картину: полиция наверняка куплена, а если нет, то, разумеется, не откажется поразвлечься с иностранкой, парней выгонят с позором из универа, да мало ли что. И Аше хочется извиниться: «Эй, Толстяк, я это… не подумав брякнула, давай искать консенсус». Денег ему дать. Меж тем, руки Гокула стискивают пальцы Аши до хруста, Толстяк приближается, они пятятся в полумраке к стене, Друг нервно и резко бросается на громилу, отлетает от ответного удара в стену. И тут Ашу озарять начинает: «А кто я такая для Гокула? Никто. Просто иностранная дамочка, с которой можно поразвлечься, ему охота из университета вылететь, с аарти, позор на весь город, на всю семью, кто потом дочь свою за него замуж выдаст?» И она осознаёт, что сейчас Гокул скажет: «Иди, у тебя нет другого выхода», и отпустит её руки. Все Ашины мысли были только о том, что её могут предать, отдать на растерзание Толстяку. Толстяк же смотрел грозно, в одной руке телефон, и они орали втроём между собой так быстро и скоропалительно, что Аша ничего не понимала.

Толстяк тычет Аше в нос один палец: «Ты мне нравишься, куколка, секс со мной одна минута, и все свободны». Хм, интересно, а кто с секундомером стоять будет? Аша лепечет что‑то наивное Гокулу: «Я только твоя, твоя женщина, я только для тебя. Нет, пожалуйста, не отдавай меня ему, я не хочу с ним секса». Гокул поворачивается к ней: «Какой секс, успокойся, я тебя не отдам!» У Аши будто камень с души свалился, стало не так страшно. Но больше всего восхищает Друг: то умоляет громилу, то орёт, то бешено кидается и бьёт в челюсть, получает сполна и снова молит отпустить леди, она ни в чём не виновата. Аша шепчет Гокулу, что может дать доллары, рупии, что угодно, сколько Толстяк хочет, чтобы спокойно покинуть помещение. Гокул долго торгуется с Толстяком, но Толстяк только хочет секса, ему никакие деньги не нужны. И ещё в Индии, говорят, один Бог – Шри Баблонатх! В этой ситуации громила не позарился на зелёненькие хрустящие доллары. Аша шепчет Гокулу в ухо: «Почему он грозит полицией, в Индии – это что, преступление?», на что Гокул отвечает: «Это темпл!» (храм). «Как темпл, где темпл, какой темпл, почему темпл, ты шутишь, ты НЕНОРМАЛЬНЫЙ», – орёт Аша. Брамин, религиозное лицо, пуджари, приводит девушку заниматься любовью в ХРАМ. Уму непостижимо. Как так можно?! Совсем мозги переклинило, да? Совсем сдурел? А друг… И это был переломный момент в той ночи. Толстяк, видимо, понял, что Аша не знала, что это храм, посмотрел даже как‑то с жалостью. А вот насиловать в храме – это вроде как нормально, да? А по обоюдному согласию любовью заниматься в храме – это нет, нельзя. Потом Толстяк сказал что‑то Гокулу, Гокул сказал Аше сказать Толстяку, что она придёт завтра, так как сейчас её отель закроют, и ей надо идти, а завтра она придёт непременно.

 

Конец ознакомительного фрагмента