Весы Правосудия Божиего. Книга вторая

Вон ядро атома расщепили, так тут же бомбочек понаделали и испытали ведь прям‑таки в действии да по назначению, но как можно забыть Хиросиму и Нагасаки, а сколько раз в недрах планеты испытывали, производя колоссальные взрывы, это каким же змеем трехглавым должен быть человек, чтобы такое творить на своей планете, да хоть на чужой – и то здравым рассудком недопустимы такие разрушения, какие мы, господа, творим по сей день на планете своей.

Первым делом бомбу им подавай, нет чтобы думать, как в мирных целях употребить такую колоссальную энергию, вот же безумцы. Ну да, потом уже стали параллельно массовому строительству атомных бомб и электростанции ставить на ядерном топливе и кое‑где еще употреблять, но это ведь мизер против того, сколько было понаделано бомб, абсурд и только, а умничаем… политика, мол, экономика, а сколько людей на планете от голода пухнут, сколько войн ведутся с щедрой руки богатого брата? Одни интриги мирового масштаба, стыд человека, позор «развитого» разума.

Нет, нет, некую новую, еще не известную нам, людям, энергию, с помощью которой мы могли бы преодолевать пространства галактики, нам в руки давать ни в коем разе нельзя, поскольку ведь долетим, переместимся туда и не без корыстных намерений, а то и вовсе точно как пять сотен лет назад Кортес поступил, ступив на чужую землю, ему инка руку протянул для приветствия, а тот, позарившись на украшения, взял да отрубил миролюбивому человеку конечность аж по плечо, ну а что творилось потом по обоим континентам Америки, напоминать уж наверняка излишне, да просто вырезали целые цивилизации, как бы во имя креста да не креста ради, а золота для земель чужих, добришка чужого…

Так как, можно нам давать в руки некую энергию? Нет нельзя, мы опасны для окружающих нас, других цивилизаций, а они наверняка где‑то есть, да мы сами у себя дома, на своей планете, разобраться не в силах, а всему беда алчность наша человечья.

Да хватит нравоучений, все равно без толку все это, лучше давайте вернемся‑ка мы на грешную землю, на которой нам с тобой, мой уважаемый читатель, суждено проживать этот век, и проследим‑ка мы с тобой за героями повести этой, наверно, уж печальной…

 

Спустя несколько часов ее сын пришел в себя, и начался долгий трехлетний срок реабилитации…

Первое, так это лекарство для уха.

Процесс заживания барабанной перепонки оказался очень медленным, требующим длительного периода лечения, а то есть с интервалом в пятнадцать минут ему было необходимо закапывать лекарство в слуховой проход для предотвращения проникновения инфекции в практически открытый мозг, что привело бы к летальному исходу.

Бесконечные рецепты супердорогого лекарства с надеждой на восстановление функций мозга, но благо нейрохирург был ее соседом, и ему хотя бы можно было доверять, что не просто с целью наживы он это делает, а на самом деле из гуманитарных побуждений, что уже и в те времена было большой редкостью.

Янка, с удвоенной нагрузкой работая, появлялась дома лишь на несколько часов – и заново в путь, теперь ей надо было спасать сына вдобавок ко всем остальным заботам.

С первого дня, как он вернулся в тело после семидневной комы, ему требовался морфий, ибо головные боли были такими, что был риск потерять его просто от болевого шока.

Так что процесс выздоровления вел за собой еще и зависимость от сильного наркотика, но без него он был не жилец.

Через четыре месяца пацан встал на ноги и тут же потребовал, чтобы его отвезли домой, иначе грозил покончить с собой, выбросившись с четвертого этажа военного госпиталя, где проходило лечение, поскольку во время аварии он был пусть и в отпуску, но на срочной службе.

Врач нехотя согласился, прописав содержать больного в не полной, но темноте, ибо солнечный свет мог бы зло подействовать на восстанавливающиеся мозговые центры, и, конечно, был прав.

Приняв успокоительное, а то есть дозу морфия и еще целую горсть прописанных врачом лекарств, он спал целыми днями в затемненной комнате и только ночью выходил погулять по городу, возвращаясь перед восходом солнца, принимал заново свою дозу пилюль и, очередной раз закапав сам себе больное ухо, ложился отдыхать.

Травма и вправду не прошла так, чтобы совсем бесследно, хотя вроде и не были утеряны физические функции тела, и ментально не проявлялось пока никаких недостатков, но иногда он, вступив в диалог, вдруг начинал повторяться, вроде испорченной грампластинки, одним словом, его заедало до тех пор, пока кто‑то не перебивал его монолог. Агрессии при этом не проявлялось или каких‑либо других отклонений, вот только многократные повторения своей же речи.

Тут доктор мог ее обнадежить лишь одной простой фразой:

– Держись, время должно излечить и это, а иначе радуйся, парень живой и вовсе не инвалид, а представь, если он остался бы невменяемым или неподвижным.

В кашу разбитое лицо через несколько месяцев и повторных операций по удалению кусков асфальта, крошкой которого было буквально нашпиговано, практически восстановилось, парень обрел свой нормальный внешний вид, и только головные боли его мучали постоянно, все никак не заживала перепонка, а может, так было надо для мозга, ведь там также шел процесс восстановления, и возможно, что именно это отверстие было необходимо организму для дренажа при рекуперации мозговых клеток, кто знает…

Во всяком случае доктор давал утешительные прогнозы, и один день после осмотра он объявил, что отверстие в перепонке полностью зарубцевалось.

– Поздравляю вас с выздоровлением, – он воскликнул, не веря своим глазам, – ваше ухо как новенькое.

– Да, Деян ответил, вполне нормально ведя разговор, я сам уже пару дней как это почувствовал, в одночасье изменилось восприятие звуков, да я и лекарство перестал закапывать.

Янка, словно родив сына заново, испытала волну счастья, и чувству благодарности к доктору в ее душе не было границ, они и до катастрофы были близкими друзьями, соседями, а теперь спасший ее сына человек, нейрохирург, был уже практически членом семьи.

Да если бы не было доктора‑соседа, то Деяну уже три года назад был бы поставлен памятник, ибо так он и остался бы в морге, вовремя не получив реанимационную помощь уже практически покинутому душой организму.

Да уж, ситуация тогда была достаточно курьезна, ведь скорая помощь с места аварии забрала только одного, а Деяна, посчитав мертвым, брать не стали медики, мать вашу. Так вот, в морг его тело привезли друзья, загрузив на заднее сидение частной автомашины.

Странно, что ни фельдшера скорой, ни друзья не заметили в нем признаков жизни. Так же и в морге, благо еще хоть не стали с ходу делать вскрытие, ведь зарезали бы заживо. Как видите, и такое в жизни бывает, но ведь не суждено было уйти насовсем, хотя и отсутствовал он целых семеро суток.

– Вы поверите или нет, то для меня не важно, но там я был и знаю теперь, что в смерти ничего страшного нету. Хорошо и спокойно там было, светло и безмятежно, но встретил я деда, поговорили, так вот это он меня назад сюда в жизнь отправил, говорит, мол, тебе еще рано, хоть тут и лучше, чем там при жизни, а возвращаться придется. «За мамой смотри, сынок», – дед приказал, ну я и согласился.

Деян говорил без задоринки, на то, что три года страдал повторами своих же слов, не было даже и намека.