Волконский и Смерть

«Дорогой, дела сложились как нельзя хуже. О нашем проекте можно забыть. Все вскрылось, и мы были вынуждены смешать все карты. Серж взял всю вину на себя. Но я не знаю, насколько его хватит. Он будет казнен, мы с Пьером почти уверены в этом. Шутки кончились, и нам грозит своя опасность. Посмотри на свое окружение: на тех, кто служит у тебя в посольстве. Постарайся удалить от себя всех подозрительных, под благовидным предлогом. Иначе в подозреваемых можешь оказаться и ты. В любом случае, для того, чтобы узнать о нашем проекте, le Maitre’у требуется время. Он понабрал в комиссию много полезных идиотов, но меж ними есть пара человек прозорливых. Пьер пока не в Петербурге, ему лучше держаться от столицы подальше. Хлопоты с похоронами занимают все его время. Узнав об аресте Сержа, я поняла, что не смогу выехать в имения и отрешиться от мира, как я хотела после того, когда все случилось. Дела семьи требуют моего активного присутствия. Мать стара, дочь слишком молода, братья тут только мешаются…»

Кристоф перевел дыхание. На этом письмо не заканчивалось, но уже было сказано слишком многое. Итак, Софи довольно прямолинейно давала понять, что император Александр узнал то, что не должен был знать. А именно – кому был выгоден проект с тайными обществами, Конституцией и «властью над властью». Кристоф отлично знал, кому, и сам был отчасти впутан в эту историю. Кроме того, вокруг него были люди, активно сотрудничавшие с теми, кто был арестован в Петербурге. «Серж», – вдруг вспомнил Кристоф. – «И он дал себя втянуть. А нынче рискует самой жизнью. Зачем? Или он до конца не понял, к чему все это?»

«Прошу тебя не пытаться отвечать на это письмо, даже шифром или особыми чернилами. Постарайся остаться здесь. Даже если вдруг – и не дай Боже! – тебя отзовут, поселись здесь частным человеком, инкогнито. Если твоя жена откажется, отпусти ее в Россию и оставайся здесь один. Я не знаю, свидимся ли мы еще. Не проходило и дня, чтобы я не думала о тебе, даже посреди всего хаоса и опасностей, которые я претерпела нынче».

Конечно, сентиментальность. Конечно, Софи прекрасно знает, что и он тоже нет‑нет да и задумается о ней. Образ собирался из фрагментов воспоминаний – прикосновение руки, поцелуй, блеск ее темно‑каштановых волос, тихий, затаенный смех, ее слова.

«За все надо платить», – проговорил Кристоф, сметая пепел от письма со стола. – «Вот ты и заплатила, милая моя».

… – Мне опять пришлось тебя ждать, – предсказуемо недовольным тоном протянула графиня Доротея. Лицо ее было сухим и озабоченным – понятное дело, почитала письмо Поля, вычитала из него нечто предупреждающее и плохое, жаждала обсудить, но не с кем, а в салоне о таком не поговоришь.

– Прошу прощения. Мне прислали кое‑что, не терпящее отлагательств, – Кристоф понимал, что его попытки спрятать факт письма от Софи слишком свои.

– Официальный курьер вчера не приезжал. Значит… – Доротея не хотела договаривать. Она прекрасно понимала, кто может передавать письма по неофициальным каналам. Знала, и втайне ненавидела эту женщину. Хоть и восхищалась ею – не могла не восхищаться.

– Да, мне пришлось принять письмо от нее, – монотонным голосом сказал Кристоф, добавляя сливок в кофе. Руки его чуть дрожали – нехорошо. – Да, я помню, что обещал тебе и себе больше никогда так не делать. Но дело шло о Четырнадцатом. И о смерти государя.

– Поль написал мне про Четырнадцатое, – весомо произнесла Доротея. – Это ужасное происшествие, которое ни в коем случае не должно повториться в такой стране, как Россия. Представь себе только, они, пользуясь властью, вывели из казарм…

– А наш милосердный монарх, пользуясь властью, приказал стрелять в них пушками и организовал форменную кавалерийскую атаку, – с легкой иронией в голосе откликнулся Кристхен.

Как всегда, Доротея встала на защиту чести императорской семьи, которую – говорят, не безосновательно – считала своей собственной. Любой из них, даже безрассудный цесаревич Константин, находил в глазах младшей графини Ливен должное оправдание.

– Его Величество иначе не мог поступить. Уверена, у него обливалось сердце кровью… Но ему не оставили другого выхода. Ничьи увещевания – ни Митрополита, ни графа Милорадовича, – их не остановили.

Итак, Поль, ничтоже сумняшеся, скопировал в письме к ней свое описание событий 14 декабря. Ловко, ничего не скажешь. Очевидно, думал, что родители отреагируют на него одинаково. «Плохо же он меня знает», – усмехнулся Кристоф про себя.

– Кстати, о Милорадовиче… Ты же знаешь, что эти подонки и негодяи сотворили с графом, – Доротея подняла на него умоляющие серо‑зеленые глаза. В свои сорок лет она оставалась во многом такой же, какой была в девичестве и на самой заре их брака, несмотря на отросшую внешнюю корку цинизма и некоторой светской утонченности.

– Да, знаю, Поль мне описал, – и Кристоф процитировал слова сына из письма.

– Кошмар… Они бы далеко пошли. Только Провидение спасло Его Величества от участи…

– И еще сорок тысяч штыков, которые были в кармане у Михаила Андреевича, но он их почему‑то не смог собрать, – невозмутимо возразил он супруге.

– Я тебе удивляюсь, Бонси, – тихо откликнулась она, использовав старое, ласковое прозвище, оставленное в той, давней жизни, когда они еще были вместе и не произошло того, что их навсегда разделило порознь. – Ты спокойно относишься к заговорщикам, к попытке цареубийства, к тому, что мы все бы…

Кристоф отвернулся от нее, заставив ее оборвать фразу.

– Так что – мы имели дело с якобинцами? – откликнулся он. – С карбонариями, риеговцами или кем там? Как ты все это расскажешь послезавтра тем, кто будет спрашивать?

Доротея промолчала, скрестив перед собой тонкие пальцы. Наверняка, она тоже обдумывала этот вопрос.

– Им это окажется не слишком интересным, – продолжала она. – А ежели кто из вигов спросит… хотя те ко мне никогда не ходят, но это ничего не значит, наши тоже могут выдать нечто подобное, просто из желания подразнить, особенно герцог Кларенский. То я скажу, что это рано или поздно должно было произойти, ведь мы видим губительные влияния, в том числе, поощряемые Британией в других странах… Кстати, как же я благодарна тому, что Поль не вступил ни в какое общество и не оказался в числе заговорщиков! А ведь каков соблазн для молодого человека. И, признаться, – тут она уже понизила голос. – Я это вовсе не приписываю благоприятному влиянию Алекса.

Здесь граф вынужден был согласиться с супругой.

– Я полагаю, нашему сыну вообще там нечего делать, – добавил он.

Огонек изумления зажегся в зелено‑серых глазах Доротеи.

– Бонси, ты же сам говорил, что им надо послужить, показаться государю на глаза, чтобы их запомнили, чтобы они смогли сделать карьеру… Я, помнится, возражала, ведь климат там убийственный, как помнишь.

– Обстоятельства изменились, – произнес Кристоф, все еще думая, как именно преподать жене новость, полученную им в письме Софи. – И нам придется меняться вместе с ними.

– Ты имеешь в виду смену государя? – подхватила графиня. – Напротив, все только к лучшему. Николаю есть за что быть благодарным нам. Мы же одна семья с ним, в чем ты сам убедился десять лет назад. Таким образом, мы можем рассчитывать на самые блестящие перспективы. Неужели тебе это не ясно?