Восстающая из пепла

Дядю я нашла в покоях отца. С ужасом рассматривала развороченные шкафы кабинета и спальни. Просто не понимала, зачем рыться в его вещах.

– Почему здесь такой беспорядок? – спросила, заметив дядю, сидящего за накрытым столом.

– Я стал тэрлом. На правах хозяина переезжаю в соответствующие покои, – он снова улыбался. Как‑то победно, торжествующе. Почему он так радуется? Ведь отец приходится ему братом. Почему дядя Воран не переживает? За два года тэрл Эрамер стал мне отцом, которого у меня никогда не было. Пусть наше родство лишь обман, но я искренне полюбила Эрамера. Он бывал в замке не так уж и часто, но старался всё свободное время проводить со мной. Иногда я просто сидела рядом с ним с книгой, пока он работал с документами или принимал гостей и просителей.

– Что с отцом? – спросила, с трудом сглотнув ком в горле.

– Он арестован. Участвовал в заговоре против императора. Очень жаль, Арика, но его казнят в ближайшие дни.

– Императора? Покушение? – дыхание участилось и голова закружилась.

Казнят? Наставник уделял в моём обучении время и политике, иногда рассказывая о текущей ситуации. Да и удавалось поговорить с Люси из булочной в городе, когда мне разрешали покинуть замок.

Сейчас Аркадианской Империей правил император Тиберий Третий. Простой люд был им недоволен, это я знала точно. Налоги росли, а император предпочитал развлекаться в своем дворце в столице Империи Кирэйе. Про Тиберия рассказывали много небылиц. И даже то, что он спит на золоте, купается в винной ванне, устраивает жестокие показательные казни для удовольствия и любит девственниц. Только каким бы он не был плохим, я не могла поверить, что отец помогал в убийстве императора.

– Тише‑тише, малышка, – дядя погладил меня по спине.

Я все еще задыхалась и не заметила, как он подошел. Рука дяди прошлась по спине к талии, и мне пришлось отступить. Мы были плохо знакомы с дядей, чтобы утешать и прикасаться ко мне.

– Легче? – спросил, будто ничего не произошло.

Он вновь подошел ко мне. Я заметила, что он покачивается, и взгляд у него пьяный.

– Неужели ничего нельзя сделать? Я уверена, это ошибка. Отец хороший, – понимала, что звучит жалко и плаксиво, но всё же надеялась на чудо. Что Воран признается в розыгрыше.

– Эрамеру уже не помочь, – дядя скорбно вздохнул.

Однако глаза его изучали моё тело.

– В роду остались только мы с тобой, Арика. Я – глава. И только от тебя зависит, как будет дальше складываться твоя жизнь, – голос дяди звучал угрожающе.

Он двинулся ко мне. Я попятилась, испугавшись намёка в его словах. Отступала от него, пока не наткнулась на стену спиной. Рядом была дверь в ванную, но прежде чем я успела в неё рвануть, дядя больно схватил меня за плечо, удерживая на месте.

– Арика, тебе кто‑нибудь говорил, что ты очень красивая? – спросил он, не обращая внимания на мои попытки высвободиться.

– Мама говорила, и отец, – отозвалась я срывающимся голосом.

И уверена, что льстили. Худющая, с бледной кожей, кажущаяся ещё бледнее из‑за волос, которые постоянно приходится подкрашивать в черный цвет. Даже груди ещё нет.

– Тебя можно выгодно выдать замуж, – хмыкнул он. – Я устрою твою жизнь, если ты будешь послушной. Ты ведь будешь? – и сильно встряхнул.

Тут дядю оторвали от меня. Я сползла по стене на пол от облегчения.

– Что вы себе позволяете?! – кричал он, пока его скручивали двое высоких мужчин в темно‑синих строгих костюмах.

– По указу императора все представители рода Хиллс приговорены к смертной казни.

– Что?! – вскричал дядя Воран, продолжая сопротивляться. – Я выдал Эрамера при условии, что меня сделают тэрлом! У меня бумаги, подписанные императором!

– Вырубите эту мразь, – зло бросил мужчина, что был главным.

Дядя повалился на пол от удара по голове. Я так и сидела возле стены, испуганно наблюдая за происходящим.

– Арика Хиллс? – мужчина говорил уже ровным тоном, помогая мне подняться на дрожащие ноги.

– Да, – выдавила я, пытаясь взять себя в руки.

Мама учила в любой ситуации держать лицо. Только что‑то не получается.

– Приговор вынесен, – он протянул наручники, которые защелкнулись на моих запястьях. – Мне жаль, – проговорил тише.

В его глазах мелькнуло на мгновение мягкость и участие. Но лишь на мгновение. Меня ждала казнь.

 

Глава 2

 

Передо мной поставили еду на подносе. Аппетитно прожаренные куриные ножки, нежная картошка, крем‑суп, сладкий пирог и чай. Последний обед в моей жизни. Дрожащими от холода руками взялась за столовые приборы. Вкуса еды не чувствовала, глотать было тяжело. За три дня в холодной камере я заболела. Сегодня не сомкнула глаз из‑за кашля. Тюремщики мне сочувствовали. Все понимали, что двенадцатилетняя девчонка не участвовала в заговоре. По словам тюремщиков, земли рода Хиллс переданы императору. Казнь нужна, как раз чтобы переход земель прошел законно.

Эти три дня я постоянно думала, перебирала воспоминания. У меня было довольно счастливое детство. Мы много переезжали, не всегда жили в достатке, но мама окружала меня такой любовью и обожанием, что я не замечала, что иногда на ужин и завтрак у нас был лишь пресный суп. Мама искренне любила меня. Даже пошла на порицаемую всеми работу, чтобы обеспечивать нас едой и одеждой, наплевав на взращенные в ней аристократические ценности. Она совершила этот ритуал, чтобы обеспечить моё будущее. И обеспечила.

Эти два года в замке Эрамера я ни в чем не нуждалась. В моем распоряжении были дорогие наряды и украшения. Я проходила обучение под руководством уважаемого мэтра. Как же быстро всё закончилось. Сегодня меня казнят. Император пожелал заменить отрубание головы на сожжение заживо. Было очень страшно. Очень. Мне всего двенадцать. Я не видела мир, не познала многих вещей. Я не хотела умирать. Но и изменить ничего не могла. Сообщи я, что не имею отношения к роду Хиллс, то меня бы всё равно ждала казнь.

После плотного обеда сил прибавилось. При звуке шагов сама подошла к двери камеры. Боялась, что сорвусь на рыдания, если буду медлить. Мне казалось, что я должна вести себя достойно рода Хиллс, что меня принял, достойно матери, которая не побоялась раньше срока проститься с жизнью ради меня. Из камеры выходила, держа спину прямо и чуть приподняв подбородок. Меня вели вверх по лестнице. Холод оставался позади, сменяясь теплом. Вскоре мы шли по прямому коридору, освещенному лучами солнечного света. Вдали слышался человеческий ропот.

Впереди, у широких дверей, я заметила фигуру отца. Он стоял, привалившись к стене спиной. Лицо его было разбито, в крови и синяках. Обняла его осторожно, боясь причинить больше боли, когда меня подвели ближе. Отец осторожно приобнял меня в ответ за плечи.

– Прости меня, – прошептал он, закашлявшись.