Вознесенная грехом. Последний ход принцессы
Проигнорировав последние слова, я указал на грузовик.
– У меня байк Маттео. Могу я оставить мотоцикл, чтобы Маттео его забрал?
Гроул выпрямился и с подозрением посмотрел на меня.
– Почему бы тебе не вручить ему байк лично?
– Я пока не собираюсь возвращаться в Нью‑Йорк. У меня есть еще несколько дел, которые нужно решить перед тем, как присоединиться к отряду Луки.
Гроул покачал головой.
– Это так не работает.
– Со мной – так, – кратко сказал я. – Вероятно, я приеду через пару дней, сообщи обо всем Луке.
– Что за дела, с которыми надо разобраться сейчас?
– Они касаются лишь меня и никак не относятся к Семье.
– Любой вопрос относится к Семье, особенно если он связан с Марселлой Витиелло. Она знает, что ты уезжаешь?
– Передай ей. Она поймет. – Я сомневался в этом, кроме того, не мог посвятить никого в детали плана, ведь Гроул был человеком Луки. Я никогда не отчитывался перед женщиной, не считая мамы, да и то в детстве: все прекратилось, когда я стал подростком.
Гроул прищурился.
– Если ты не заинтересован в Марселле или не уверен, на чьей ты стороне, то тебе лучше не возвращаться. Однажды Лука пощадил тебя, но больше он не будет столь великодушен.
– Тебе‑то что?
– Я знаю, кому я предан. Лука принял меня, когда мне было некуда идти. Я не из тех, кто растаптывает такой подарок.
– Просто скажи Марселле, что мы увидимся, когда я разберусь с проблемами, и передай Маттео мое спасибо за байк. – И я шагнул к машине.
Незачем чувствовать угрызения совести из‑за слов Гроула. Однако у меня проскочила мысль доехать до особняка Витиелло и попросить разрешения поговорить с Марселлой в надежде все прояснить, хотя найти Грея, пока того не убили, являлось главной задачей. Как только он скажет, кто слил информацию, что я прикончил его отца, тогда я и решу, что делать. Я не знал, сколько времени все займет, впрочем, мы с Марселлой прошли и через худшее, чем несколько дней разлуки.
Скоро мы вновь будем вместе, и, черт, я не мог дождаться, когда попробую ее снова.
Марселла
После нескольких недель плена было странно оказаться дома. Еще недавно я чуть ли не каждую секунду проводила с Мэддоксом, и теперь мне стало непривычно находиться вдали от него. Мне его не хватало, я скучала по его грязному рту, во многих смыслах этого слова, но, как оказалось, он сделал выбор двигаться дальше и наслаждаться свободой, которую предлагает байкерский образ жизни.
Выглянув в окно и посмотрев на улицу, я с горечью скривила губы. Я продолжила делать это, хотя час назад Маттео сообщил, что Мэддокс не вернется. Похищение изменило меня, хоть я и не хотела никому признаваться.
Может, это и к лучшему, что Мэддокс принял решение и разорвал отношения. Я же оказалась недостаточно храброй, но до безумия влюбленной. А был ли шанс возродить связь в условиях нормальной обстановки, без опасений за собственную жизнь? Мы никогда не узнаем.
Я не испытывала ненависти к Мэддоксу за то, что он уехал, но задумалась: «А не было бы лучше позволить папе убить его, ведь тогда все стало бы проще?»
Жизнь с Мэддоксом привнесла бы много испытаний не только для меня, но и для Семьи, и для коза ностра Восточного побережья, вдобавок я не уверена, что все бы с этим справились.
Амо издал звук, выражающий недовольство.
– Прекрати глазеть в окно, как верная собачонка. Он не приедет. Он вероломный байкер, тебе будет лучше без него.
Я одарила брата своим лучшим смертоносным взглядом, возмущенная таким сравнением.
– Собака будет вилять хвостом и приветствовать хозяина, я же врежу Мэддоксу по яйцам, как только он ворвется в мою жизнь, можешь не сомневаться.
Амо покачал головой.
– Точно. Ты так и сделаешь, но ты должна позволить папе разобраться с ним. Пусть его убьют. А тебе нужно начать все с чистого листа, Марси. Тот факт, что он до сих пор где‑то на свободе, мешает тебе жить, ты должна отпустить это. Тебе понадобятся напористость и ум, чтобы показать солдатам отца, кто здесь главный.
Наконец я отвернулась от окна. Лишь из комнаты Амо открывался вид на улицу, мое же выходило в сад: вероятно, еще одна мера безопасности папы.
– Мне ничего не мешает жить дальше. Я в состоянии отличить голос сердца от голоса разума. Моя работа на Семью не имеет ничего общего ни со мной, ни с Мэддоксом.
– Нет никаких «ты и Мэддокс». Он тебя бросил.
– Неправда. Он не мог. Мы не были в отношениях, чтобы говорить о…
Амо перебил меня:
– Не продолжай. Не хочу знать подробности о твоем плене с привилегиями.
Я швырнула в Амо первое, что попалось под руку, – толстый учебник по алгебре, валяющийся на полу.
– Ладно тебе! Не будем упоминать байкера.
– Спасибо. – Я подошла к дивану и улеглась.
Амо вновь сконцентрировался на мониторе компьютера, изучая топографические особенности Пенсильвании. Я не знала, было ли это домашним заданием или же он занимался географией ради охоты на байкера.
– Рано или поздно наши солдаты примут тебя, – сказал Амо, и в его тоне подразумевалось «но».
Наши солдаты. Для него все происходило естественным образом. Амо встретили с распростертыми объятиями, и ни у кого даже не возникло вопроса, что он станет доном после того, как папа уйдет в отставку.
И я догадалась, о чем умолчал Амо.
– Потому что они уважают и боятся папу.
Он ничего и не отрицал.
– Я добьюсь их уважения.