Все хорошо
Сложно было рассказать все по порядку. Факты и детали постоянно путались в голове, мне не удавалось восстановить последовательность событий. И я все время за это извинялась.
«Не извиняйтесь, – говорил Марк. – Даже не думайте. Вы так хорошо держитесь. Просто молодец».
Как вдумчиво он кивнул, когда я, наконец, закончила. Как бережно провел диагностическое обследование. Просил наклониться вперед. «Осторожно, осторожно». Потом назад. «Не спешите. Что вы сейчас чувствуете?»
И я поверила, что могу сказать Марку правду.
«Мне больно, – выдохнула я. – Ужасно больно».
Думала, он сейчас закатит глаза и покачает головой. Я ведь уже привыкла к жестокости Люка и безразличию Мэтта. Но Марк только кивнул. Конечно. Конечно, вам больно.
«Думаю, я смогу вам помочь», – наконец объявил он.
«Правда?»
Помню, как он взял мои руки в свои. На нем были медицинские перчатки, но я даже сквозь латекс ощутила тепло.
«Я избавлю вас от боли, Миранда», – пообещал Марк. И приложил обтянутую перчаткой руку к груди, словно признавался в любви.
«Но что, если вы не сможете мне помочь?» – прошептала я.
Марк улыбнулся. «Давайте мы будем решать проблемы по мере их поступления».
Мы. Сердце мое воспарило. Из глаз хлынули слезы, хотя я вовсе не собиралась плакать. Люк, заявлявший, что слезы не по его части, неплохо меня выдрессировал.
«Станете плакать, – грозил он, – я просто встану и выйду из кабинета». Да еще и улыбался при этом.
«Миранда, – ласково сказал мне Марк. – Я хочу вам кое‑что показать».
«Что?» – прошептала я.
«Один ролик. Пришлю вам ссылку. Посмотрите, ладно? По‑моему, он может стать для нас отличным стартом».
Для нас.
«Конечно, посмотрю, – пообещала я. – С радостью».
И посмотрела. Вечером, ссутулившись над обеденным столом и водрузив ноутбук на стопку учебников по теории драмы. Что же там такое? Новые упражнения? Инновационный метод лечения, которым мы с ним займемся? Открывая ссылку, я испытывала небывалый душевный подъем. А в ответ получила мультфильм. Мультфильм про гигантский нарисованный мозг с большими немигающими глазами. За которым, словно крысиный хвост, волочился спинной мозг. Тело у мозга было из палочек. Он бродил на своих палочных ножках под грязно‑серым небом по небрежно нарисованному миру. И физиономия у него была грустная. А все потому, что он воображал, будто ему больно. Боль, объяснял голос за кадром, живет в мозгу. Помнится, меня охватила ярость. Значит, вот что Марк обо мне подумал? Что я – какой‑то мрачный мультяшный мозг, который сам себя не выпускает из серого мира? Я вспомнила, как восторженно он смотрел на меня широко открытыми глазами. Как складывал вместе ладони. Какие теплые были у него руки даже сквозь медицинские перчатки. Нет. Не может быть. Я ошиблась.
С тех пор прошел почти год.
И что же? Все это время мы с Марком встречаемся дважды в неделю. Лучше мне не становится, делается только хуже, и привело это к тому, что наши отношения охладели. Марк больше не встречает меня у лифта. Мне приходится ждать его в приемной, а он частенько опаздывает, задерживается с предыдущей пациенткой. И слыша доносящийся из спортзала заливистый женский смех, я понимаю, что пациентка эта еще верит в его целительную силу. Теперь Марк окликает меня с другого конца холла и отводит глаза, чтобы не смотреть, как я поднимаюсь со стула и хромаю к нему, приволакивая омертвелую ногу. Которая не желает лучше разгибаться, сколько бы он ни вгонял в нее иголок, сколько бы ни тянул, норовя выдернуть из сустава, сколько бы ни скреб ее медицинскими железяками, сколько бы ни вдавливал в нее пальцы, оставляя на коже темные синяки.
«Как у нас дела?» – спрашивает он. Но сразу же разворачивается и шествует в процедурный кабинет, зажав под мышкой мою всю больше разбухающую медицинскую карту. Потому что он и так знает, как у меня дела. Мне не лучше, мне никогда не становится лучше. Одна из «тех» пациенток. Мультяшный мозг, желающий жить под собственноручно нарисованным грязным небом. Женщина, которая отказывается верить в маленькие победы. Он честно пытается потушить пожар, а я продолжаю нахально утверждать, что меня пожирает пламя.
«Поговорите со мной, Миранда», – просит Марк.
А я вспоминаю мультик про страдающий от боли мозг. Про печальный нарисованный мозг, за которым, словно щупальца у медузы, тянутся нервы.
Мне хочется сказать Марку, что я способна выполнять инструкции. Что до него у меня был Люк, а еще раньше – Мэтт. И я следовала всем их предписаниям, несмотря на то что Люк был жестоким, а Мэтт – попросту безмозглым садистом. Что я осилила всю драконовскую программу Люка. Делала все упражнения по набросанным им от руки рисункам, хотя в процессе мои нервы и позвоночник орали благим матом. И Мэтта я слушалась, не обращая внимания на то, что при встрече со мной у него всегда был смущенный и испуганный вид. И на вопросы мои он не мог ответить. Каждый раз говорил: «Хмм, дайте‑ка подумаю».
И программу Марка я тоже честно выполняла.
Мне хочется сказать Марку, что я умею доверять. Я хороший пациент. И я готова довериться профессионалу на разумный период времени – на несколько недель, даже месяцев. Просто опыт у меня был очень печальный, и Марк, к несчастью, не стал исключением. Вот почему я начала ходить на сторону – к Джону. Хотя и он тоже не сказать чтобы отличный специалист. Понятия не имею, куда меня заведут эти запутанные отношения.
Марк твердит мне: «Исцеление – это долгое путешествие».
А еще: «Боль – это информация».
Что я могу ответить человеку, который во все это верит? Притом верит безоговорочно.
– Миранда, – окликает меня Марк.
– Да?
– Говорите же.
Но все, что я хотела ему поведать – все важное, тщательно сформулированное, аккуратно записанное, – уже улетучилось из головы или рассыпалось в пыль.
– Нога все так же не слушается, – начинаю я.
Марк кивает. «Ну, конечно».
– Я даже согнуть ее не могу.
Марк кивает снова. Не можете, ясное дело.
– И она болит, – наконец, добавляю я. – Сильно болит.
Марк кивает в третий раз. Разумеется, она болит. И это нормально. Абсолютно нормально. Ведь боль – это информация.
Он пощипывает бородку.
– Где именно у вас болит?
– Здесь, здесь и там, – отвечаю я. – И тут тоже. Честно говоря, она вся болит.
